Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
В памяти еще свежи скромный успех (вернее, неудача) с фильмом «Двуликая женщина», и вот – новый провал в работе. Прежде всего, следует учесть, что свою отрицательную роль сыграл не сам образ Гарбо, а… время, в которое осуществлялись постановки. В связи с разыгравшейся в Европе войной возможности проката фильмов из-за океана были ограничены, а значит, и Грете, и ее работодателям грозили финансовые издержки (если не крах). Ведь все сюжеты, в которых снималась красавица-шведка, уже давно были рассчитаны в первую очередь на европейскую публику. «Попытка переориентировать ее на образ современной американки вызвала лишь критику и отторжение зрителей». Да и к тому же в самой Америке, в Голливуде, восходила цела плеяда новых ярчайших звезд ХХ столетия…
Размыслив, Грета Гарбо решила уйти. Дважды перенеся разочарование, великая актриса навсегда покинула кино. «Она избегала традиционных вечеринок, не подпускала к себе репортеров, тщательно скрывала все свои романы, ушла из кино в расцвете красоты и таланта». Узнав об этом решении, ее старый любовник Джордж Шлее уговорил примадонну кино провести зиму на восточном побережье. Своей рыжеволосой супруге Валентине Шлее объяснил поступок так:
– Я люблю ее, но она никогда не захочет выйти замуж, а кроме того, у нас с тобой слишком много общего.
* * *
Как мы помним, в промежутке между двумя неудачами в кино, постигшими Грету Гарбо, ее друг Сесиль Битон оказался в Нью-Йорке. Влюбленный по уши фотограф, не ожидая от своей пассии ответных чувств, на какое-то время переключается на молодого актера Джеффри Туна (он сыграл лорда Уиндермира в фильме «Веер леди Уиндермир»). Впрочем, поговаривают, что красавчик Тун «вежливо дал понять, что не приемлет его домогательств». Выводя страстные письма женщине, Битон не забывает меж тем написать в своем дневнике: «Джеффри Тун показался мне совершенно очаровательным, и я ощутил, что жизнь полна самых удивительных возможностей». Впрочем, этот противоречивый малый в другой раз свидетельствует на страницах того же дневника: «Это тот самый человек, с которым я готов прожить жизнь. Прискорбно, однако, что наши пути разошлись». Имея в виду не Джеффри Туна и даже не Грету Гарбо, а некоего австралийца, с которым познакомился в 1944 году в Бомбее.
Проживая в отеле «Плаза» (постоялец занял номера 249–251; любопытно, что пресс-секретарем отеля служил вынужденный эмигрант князь Сергей Оболенский), Сесиль несколько раз пытался дозвониться Грете. И вот – удача! Актриса не только снизошла до разговора с ним, но и пообещала навестить дружка в его номере.
В назначенный день Сесиль наполнил номер роскошными цветами, разбросал по всей комнате любимые сигареты актрисы и, нарядившись, стал пребывать в нервном напряжении. Она пришла – строгая, загадочная и… решительная. Сесиль, словно играя трагическую роль, спросил гостью, испытывает ли она сейчас, при встрече – «после долгой разлуки и размолвки, после нескончаемой депрессии и сомнений» – чувства, хотя бы отдаленно похожие на эмоциональный или душевный подъем. Актриса предпочла не отвечать; вместо этого Гарбо разделась и приступила к совокуплению. «Неромантично», – скажут читатели; но разве в подобных поступках быть то с тем, то с этим вообще присутствовала великая, глубокая романтика?!
Гарбо не пришло в голову ни поговорить со своим товарищем, ни просмотреть фотоальбом, который Сесиль специально положил так, чтобы тот оказался у нее на виду, ни взять в руки один из номеров журнала «Вог», где были напечатаны его работы. Задернув горчичного цвета шторы, женщина повернулась к Сесилю и… «Я был совершенно сбит с толку происходящим и не сразу пришел в себя. Всего через несколько минут нашего воссоединения, после долгой разлуки и размолвки, после нескончаемой депрессии и сомнений мы оказались в объятиях друг друга – это было совершенно неожиданно, необъяснимо и… неизбежно. Только в такие мгновения начинаешь понимать, как прекрасна порой бывает жизнь. Я даже не догадывался, что способен с такой быстротой преодолеть разделяющую нас пропасть. Я мысленно возвращался к дням, проведенным мною в «Реддиш-Хаусе», когда я предавался самым безумным мечтам, и вот теперь воображаемые мною сцены действительно происходили со мной…».
Утром следующего дня осчастливленный Сесиль Битон разговорился с баронессой Будберг, оказавшейся страстной поклонницей Гарбо; «Гарбо – это символ», – сказала ему баронесса. Это показалось фотографу хорошим знаком.
Однако второе свидание с Гарбо прошло не так успешно. К тому же его потрясло то, что на его вопрос о будущих съемках звезда неожиданно призналась: «Киностудии – это жуткое место».
Любовник, чьей профессией было подмечать все особенности фотообъектов, обратил внимание, что Грета заметно постарела. Дневник сохранил его досадливое раздражение: «За обедом вид у нее был едва ли не обезьяний – волосы растрепались, помада размазалась, а тело – какое-то тощее и плоское».
В третий раз все вышло еще хуже, после чего ему снова дали понять, что Грета не собирается поднимать трубку. Спустя неделю его пассия одумалась, и встречи возобновились. «Когда же любовники снова встретились, Сесиль был вынужден признать, что она бледна и как-то по-особому трогательна и прекрасна. А еще у него словно камень свалился с души, когда атмосфера снова стала непринужденной».
Иногда они проводили время в номере, иногда просто прогуливались по Центральному парку. «Временами картины и фотографии бывают больше похожи на людей, чем сами люди, – рассуждал фотограф. – Крайне редко, когда я гуляю с Гретой, у меня возникает возможность разглядеть ее. Иногда мы останавливаемся, чтобы посмотреть на молодой месяц, и тогда я вижу ее такой же, как и на лучшей ее фотографии или в кино».
По совету одной из своих великосветских подруг Сесиль стал играть роль равнодушного бонвиана, держащего свою пассию на некотором расстоянии. Отчужденность не ускользнула от Греты, и женщина поспешила предпринять шаги для завоевания его сердца.
В День благодарения, 27 ноября, Сесиль послал Грете вазу с белыми орхидеями, вложив в букет письмо. Шаг был дополнен тем, что мужчина без всяких объяснений укатил на уик-энд в Бостон. В отсутствие любовника Гарбо настойчиво звонила ему. Они встретились в понедельник, и хотя актриса притворялась веселой и беззаботной, она задала немало ревнивых вопросов. Да и ее бледный и несчастный вид не ускользнул от торжествующего фотографа.
Знал ли Битон, что актриса встречается еще, по меньшей мере, с одним ухажером? – без сомнений, ведь она сама не раз говорила ему, что Шлее по-прежнему назначает ей свидания. «Но меня от них клонит в сон», – всякий раз оправдывалась она. А на ближайшее Рождество она даже подарила Битону любимую тарелку Шлее, просив при этом никому не показывать подарок.
А то как-то она обвинила Битона в излишней темпераментности, которая может привести к тому, что «ткани ее организма» порвутся под его порывами. Впечатленный, он запишет: «Я вел себя как настоящий мужлан – сделал Грете больно, и теперь ей придется переждать несколько дней, пока она не поправится, чтобы нам снова соединиться в объятиях. Она пояснила: «Понимаешь, женщина – это хрупкий предмет. И тебе следует проявлять осторожность и несколько умерить свой пыл. Ткани легко порвать. Ты должен быть нежным и внимательным»…»
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
