Следующим подарком была громаднющая коробка конфет из белого шоколада. Я сразу две штуки слопала – ням-ням! Чав-чав! Хотела угостить маму, но она сказала, что бережет фигуру, а конфеты все для меня и я могу есть сколько хочу. Я еще две съела – ням-ням, чав-чав. Только меня почему-то немножко затошнило. Нет, конфеты были чудесные и наверняка жутко дорогие, но все-таки не такие вкусные, как «Смартис». Вот подрасту немножко, тогда это будут мои любимые, точно.
Последний подарок был не на вырост. Он был самый большой, и мама оставила наклейку с ценой, так что я сразу поняла, что он еще и самый дорогой.
Это была кукла. И не какая-нибудь, а совершенно потрясающая старинная фарфоровая кукла в викторианском стиле, с завитыми локонами, в шелковом платьице в цветочек, с таким же шелковым зонтиком в руке.
Я держала коробку и смотрела на куклу.
– Ну что? – спросила мама.
– Ну… Она чудесная. Самая замечательная кукла на свете.
Я старалась, чтобы мой голос был таким же звонким, как мячик у Футболиста, а он почему-то прозвучал глухо, как если сдувшийся мяч шлепнется на землю.
– Ты в детстве обожала кукол, хоть и была такая хулиганка! Помнишь, я тебе подарила восхитительную большую куклу с золотыми волосами? Ты ее прямо из рук не выпускала. Как же ты ее назвала – Розой? Жасминой?
– Незабудкой.
– Вот будет сестричка для Незабудки.
– Это здорово, мама, – ответила я, а в животе все сжалось.
– Ты ведь все еще хранишь Незабудку? – спросила мама, прищурившись.
– М-м, – ответила я.
Живот заболел так сильно, словно новая кукла ткнула в него своим острым зонтиком.
– Что ж ты ее с собой не взяла? – спросила мама, закуривая очередную сигарету.
– Мама, дай затянуться! – сказала я, чтобы ее отвлечь.
– Что еще за глупости? Незачем тебе курить, это вредная привычка.
Мамам полагается внушать детям, чтобы делали только полезное. Я перевела дух – но мою маму так легко не проведешь.
– Где же она сейчас, твоя Незабудка?
– Н-не знаю… Понимаешь, мам, мне пришлось ее оставить в детдоме.
– Тебе не разрешили забрать свою собственную куклу?
– Она… немножко сломалась.
– Ты ее сломала?
– Нет, мама, не я, честное слово, не я! Ее другие дети испортили. Кто-то ей выткнул глаза, и кудряшки все обрезал, и еще на лице нарисовали какие-то закорюки.
– В голове не укладывается! Ничего себе детский дом! Илень-Мигрень за это ответит! Я ей сейчас же позвоню. Эта кукла стоила целое состояние!
– Мам, с тех пор уже много лет прошло.
– Много лет?
Мама встряхнула головой. Она все время вела себя так, будто отвезла меня в детдом на той неделе – а на самом деле я почти всю жизнь под опекой. У меня папка с личным делом вот такая толстая.
– Ну ладно, – сказала мама. – Теперь у тебя новая кукла есть, еще лучше. Как ты ее назовешь? Только не надо идиотских имен вроде «Зефирчика». Такой красивой кукле нужно дать нормальное имя.
– Я ее назову…
Как я ни старалась, ничего не придумывалось.
– Какое твое любимое имя? – подсказала мама.
– Камилла, – ляпнула я, не подумав.
Мама замерла.
Ой, что я наделала?!
– Кажется, ту женщину зовут Камиллой? – сказала мама, резко затягиваясь.
– Нет-нет! – заторопилась я. – Ее зовут Кэм. Камиллой никто ее не зовет. Нет, мама, это у нас в детдоме была одна малышка, вот ее звали Камиллой, потому мне это имя и нравится.
Я, между прочим, правду сказала. Мне очень нравилась малышка Камилла, и она ко мне привязалась, еще как. Я ее всегда смешила. Скорчу рожу и фыркаю, а Камилла смеется-заливается и в ладошки хлопает.
Я это имя давным-давно полюбила, задолго до того, как с Кэм познакомилась. А Кэм терпеть не может имя «Камилла» – говорит, оно пафосное и претенциозное. Я изо всех сил старалась объяснить это маме.
– Камилла, – повторила мама, точно название какой-то гадкой заразной болезни. – Твое любимое имя, значит? Лучше, чем Карли?
– Нет, конечно! Карли – самое лучшее имя на свете, потому что твое. Но я же не могу назвать куклу «Карли»? Карли – это ты! О, может, назвать ее Кудряшкой? – Я вытащила куклу из коробки и встряхнула так, что локоны запрыгали. – Точно, Кудряшка!
– Осторожно! Ты сейчас и ей глаза выткнешь!
Мама забрала у меня куклу и разгладила пышную атласную юбочку.
– Незабудке не я глаза выдавила.
– Не важно, играй аккуратней.
Мама снова дала мне куклу. Я не знала толком, что с ней делать.
– Привет, Кудряшка! Милая моя Кудряшечка!
– Какое-то нелепое имя. Трейси, это не простая кукла, а коллекционная. Посмотри, какие локоны!
– Да, чудесные.
– Пора бы и с твоими патлами что-то сделать. Иди-ка сюда!
Мама порылась в сумочке, вытащила щетку для волос и вдруг набросилась на мою злосчастную голову.
– Ой-ё-ё-ё-ё-ёй!
– Не вертись! – Мама хлопнула меня по макушке щеткой.
– Ты мне голову оторвешь!
– Не оторву. Не волосы, а воронье гнездо, как будто их неделю не расчесывали.
– Ай!
– Когда Кэм тебя причесывает, ты так же капризничаешь?
– Она меня не причесывает!
Мама вздохнула, качая головой:
– Не понимаю, за что ей деньги платят? Ходишь оборванкой.
– Кэм не придает значения внешности.
Я очень старалась не дергать головой, хотя щетка уже вспахала мне скальп не хуже бороны.
– Это заметно, – сказала мама. – А вот мне не безразлично, как ты выглядишь.
– Мне тоже, мам! Ой! Нет, ничего, не обращай внимания. Мы, женщины, если хотим быть красивыми, должны страдать, правильно?
Мама снова засмеялась, хотя я не шутила:
– До чего же ты прикольная!
Мама помолчала немного, похлопывая себя обратной стороной щетки по ладони.
– Золотце, ты ведь меня правда любишь?
– Ужасно люблю! – крикнула я.
Но, видно, недостаточно громко.
