– На Кубе мы с вами, похоже, ни разу не встречались.
– Боюсь, что нет.
– Я жила там до четырнадцати лет, а потом, после того как мы проиграли войну, нам пришлось все бросить и уехать в Испанию.
– Я вам сочувствую, Алиса, – вздохнул Линкольн.
– Человеку не дано предугадать, что с ним может произойти в жизни.
– Ну, по крайней мере, дела у вашего отца шли отнюдь не плохо.
– Вы ошибаетесь, Джордж. Я ведь могу называть вас Джорджем?
– Да, конечно.
– Первые несколько лет ему приходилось весьма туго. Многие экспатрианты приезжали в Мадрид в надежде получить какую-нибудь административную должность, однако на всех должностей не хватало. Годами я встречала на улицах искалеченных солдат, просящих милостыню. Невеселая это была картина.
– Войны всегда приводят к трагическим последствиям.
– Кроме того, вскоре после нашего приезда в Испанию моя мама заболела и умерла. Я теперь для своего отца-адмирала – единственное утешение.
– Ваш отец – выдающийся человек.
– Когда ему предложили возглавить полицию Мадрида, к нему снова вернулась его былая энергичность.
Линкольн сел в кресло напротив Алисы и украдкой окинул взглядом стройную фигуру своей собеседницы. В свои тридцать лет эта женщина выглядела как молодая девушка, почти подросток. Ее белая, нежная и гладкая кожа уже собиралась возле уголков глаз и губ в крохотные морщинки, однако в ее зеленых глазах еще пылал юный задор. Голос ее был ни высоким, ни низким. Линкольн подумал, что смог бы вот так сидеть напротив нее и слушать, как она говорит, всю оставшуюся жизнь. Он мысленно представил эту женщину в роли матери его детей, сидящей рядом с ним у камина в жилом доме где-нибудь в пригороде Нью-Йорка – города, где чернокожие мужчины, бывает, женятся на белокожих женщинах. Подобные смешанные браки, правда, не находят там всеобщего одобрения, однако в Нью-Йорке, в этом космополитическом центре Соединенных Штатов разрешено практически все.
– Вы меня слушаете, Джордж? – спросила Алиса, заметив, что американец смотрит куда-то в пустоту. Линкольн тут же посмотрел на Алису и улыбнулся. – Вам неинтересно слушать про мою ничем не примечательную жизнь?
– Нет, наоборот, я думал о том, что сейчас – один из самых приятных моментов моего пребывания в Испании.
– Правда?
– Когда я сюда приехал, все происходило как-то слишком быстро. Я еще не отошел от долгого путешествия, и у меня болела голова от тех усилий, которые я прилагал, чтобы переводить в уме на английский все, что я слышал на испанском.
– Вообще-то вы очень хорошо говорите по-испански.
– Благодарю за комплимент, однако лично мне кажется, что я говорю на испанском языке довольно скверно, – возразил Линкольн, откидываясь на спинку кресла.
– Да нет же, очень даже хорошо. Однако вы мне ничего не рассказываете о себе. Как вам жилось все эти годы? Вы женаты, у вас есть дети?
Лицо Линкольна стало таким серьезным и даже печальным, как будто Алиса вдруг разбередила его старую рану, которая недавно качала заживать. Несколько лет назад он просил руки одной девушки, и она дала согласие, но им так и не довелось стать мужем и женой: она умерла от туберкулеза несколько месяцев спустя.
– Я, похоже, чрезмерно любопытна. Пожалуйста, простите меня, – сказала Алиса, заметив, каким стало выражение лица ее собеседника.
– У меня нет ни жены, ни детей, Алиса, – вздохнул Линкольн.
– Извините меня.
– Вы не сказали ничего такого, за что вам следовало бы извиняться. У меня нет ни жены, ни детей, потому что я посвящаю всего себя работе.
– Вы, наверное, влюблены в свою профессию.
– Можно сказать и так. Расследование уголовных преступлений интересует меня намного больше, чем то, чем я занимался, когда работал в службе внешней разведки. По крайней мере, будучи офицером полиции, я знаю, на чьей стороне я нахожусь. Уж лучше я буду защищать закон, нежели нарушать его во имя своей страны и по заданию ее правительства.
– Отец рассказывал мне кое-что о тех злоключениях, через которые вам пришлось пройти, когда вы проводили расследование в Гаване.
– Больше всего меня интересует психология преступника. Почему некоторые люди нарушают закон? Что движет человеком, совершающим жуткое преступление?
– Но сейчас вы с Геркулесом расследуете не преступление, а, скорее, странные происшествия, – заметила Алиса.
– Ваш отец держит вас в курсе проводимого нами расследования?
Алиса опустила глаза и поправила прическу. Она, похоже, сболтнула лишнее. Поднявшись с кресла, она стала разглядывать стоящие на стеллажах книги.
– Нет, но мы ведь живем с ним в одном доме. Иногда он проводит совещания со своими полицейскими инспекторами дома, а еще он приносит домой документы, относящиеся к проводимым ими расследованиям.
– Вы шпионите за своим отцом?
– «Шпионите» – это нехорошее слово. Очень нехорошее. Я, скажем так, просто стараюсь быть в курсе тех опасностей, которым может подвергнуться человек в нашем городе.
Алиса улыбнулась и начала ходить туда-сюда по комнате. Проходя в очередной раз мимо окна, она остановилась и, повернувшись лицом к Линкольну, оперлась на подоконник.
– Надеюсь, вы не из тех, кто думает, что женщинам в дела такого рода вмешиваться не следует.
– Нет, я так не думаю, однако расследование уголовного преступления – это очень деликатное дело.
– Вы полагаете, что я хожу и рассказываю налево и направо о том, как проходят возглавляемые моим отцом расследования уголовных преступлений? – В голосе Алисы зазвучало раздражение.
– Вовсе нет, но ваше вмешательство может помешать нашему расследованию.
– Вам в вашем расследовании, возможно, не хватает женского подхода.
– Женского подхода? – опешил Линкольн.
– Мы, женщины, способны заметить то, чего вы, мужчины, не видите.
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Мы обращаем внимание на детали, которые для вас обычно остаются незамеченными, – сказала Алиса, подходя чуть ближе к Линкольну.
– Какие детали?
– Я не хочу совать свой нос в проводимое вами расследование. Вы только что сказали, что если посторонний человек вмешивается в расследование, то это чревато негативными последствиями.
– Вы, наверное, шутите, – с недовольным видом сказал Линкольн, поднимаясь с кресла.
– Нет, я говорю серьезно. Хотите, я расскажу вам о том, что я обнаружила?
– И что же вы обнаружили? – угрюмо спросил Линкольн.
– Те трое мужчин вели себя очень и очень странно, верно?
– Да.
