Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Для этого не требуется Пятой мировой войны, имея в виду, что мы проходим Четвертую. На протяжении ближайших ста лет, на протяжении XXI века на Западе и у нас, в Евразии, сложилась система, где каждые два родителя в среднем дают в следующем поколении одного родителя. Молодежь от восемнадцати до двадцати пяти лет, на которую падала основная нагрузка по деторождению, сейчас вся в вузах или на работе — где угодно, но только не замужем и не рожает.
В. ПОЗНЕР: Должен я понимать вас так, что вы мне сейчас говорите о том, что, мол, потерпите, население естественно уменьшится?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Естественно: именно так и я хочу. Никому не надо умирать. Просто, переезжая в город (а этот процесс сейчас разворачивается мучительно), человек перестает испытывать потребность в семье и детях, и поэтому начинается вымирание. Но по инерции в третьем мире… В Китае это приторможено, а в Индии, в Африке, в Латинской Америке мы все еще имеем рост населения. По расчету демографов, уже не футурологов, а демографов, специалистов по тому, как развивается численность человечества, примерно еще два-три века мы получим два-три миллиарда лишних людей.
В. ПОЗНЕР: То есть мы подойдем где-то к девяти миллиардам?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Где-то восемь-девять миллиардов. Но поскольку эти люди стремительно миллиардами же уходят в города и меняют свой образ жизни, и мы видим, что это происходит, те же расчеты показывают, что после этих девяти миллиардов начнется стремительное сокращение людей. Желательно не до нуля, а до оптимума. Триста — девятьсот миллионов человек. И мы надеемся, что это произойдет, потому что миром будет управлять не столько мировое правительство, сколько всемирный разум, четвертое поколение Интернета.
В. ПОЗНЕР: Я читал как раз то, что вы писали о том, как было в деревне и что сегодня в городе. Что в деревне было несколько десятков процентов совершенно или абсолютно здоровых женщин, которые могли рожать и 10, и 20 детей. И пусть многие из этих детей умирали, выживали наиболее стойкие, генетически наиболее сильные. Они передавали свои сильные гены следующему поколению, и так далее. А большинство же женщин, говорите вы, были практически здоровыми, то есть у них могли быть маленькие изъяны, но, в общем, это не влияло отрицательно на будущее поколение. В городе же, говорите вы, сегодня, применительно к России, таких абсолютно здоровых женщин — пять процентов. Откуда вы взяли эти пять процентов? Кто вам такое сказал? Где это написано? Какое исследование существует, именно говорящее об абсолютно здоровых женщинах и, как тоже вы пишите, о примерно одной трети практически здоровых?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Медицинская этнография специально занялась и путем опросов пациентов, путем изучения наличного материала определила, что у нас осталось пять процентов полностью здоровых женщин. Двадцать пять-тридцать процентов — практически здоровых. Остальные семьдесят процентов — это один ребенок, без конца толкущийся в коридорах больниц.
В. ПОЗНЕР: Это вы говорите, что это хилые дети. И, кроме того, вы говорите, что совершенно не следует спасать детей, рожденных с какими-то дефектами. И на мой взгляд, Игорь Васильевич, это вообще какая-то троглодитская точка зрения. Я понимаю, что в Древней Спарте, когда рождался нездоровый ребенок, его сбрасывали со скалы. Я понимаю, что в Древнем Риме выставляли голыми на солнце, чтобы они там подыхали. Но все-таки есть понятие спасения жизни. Я понимаю, можно сказать: «Ну зачем спасать человека, который явно дефективен?» Но здесь уже говорить о гуманности не приходится.
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Я считаю псевдогуманизмом положение, когда паралитик двадцать лет лежит в койке, а вокруг него мучаются двадцать здоровых людей. Это не гуманизм, это псевдогуманизм.
В. ПОЗНЕР: То есть его надо?…
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Да. Если человек не может жить полноценной жизнью… Не стоит заниматься псевдогуманизмом, искусственно продлевая жизнь нежизнеспособному существу. Я — за то, чтобы отключить дыхание всем, кто только дышит, если он не сможет полноценно принимать участие в жизни.
В. ПОЗНЕР: Чуть-чуть другое. Прелюбопытная цитата: «Россия сегодня как древнерусский витязь стоит на развилке трех одинаково гибельных дорог. Последней из них мы движемся прямиком в банановые республики типа Колумбии и Венесуэлы. Конечно, нетрудно свернуть на дорогу влево к опозорившейся КПСС. Нетрудно свернуть и направо под крики: «Россия для русских!» Но есть и четвертая дорога, ведущая прямиком из Москвы в Братиславу». Вы меня извините, если бы сказали — в Париж, я бы еще как-то… А при чем тут Братислава? Что там хорошего?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Потому что Братислава, словаки, в отличие от чехов, намного ближе к русской психологии. Они почти русские. Но ведь Словакия-то — нормальная западная страна. Она резко отличается от Галиции.
В. ПОЗНЕР: А вам не кажется, что это связано с тем, что у нее совсем другая история, чем у России?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Кажется. Но она такая. Она на этаж выше, цивилизованнее России.
В. ПОЗНЕР: А есть дорога туда?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Есть. Такая дорога есть. Для этого требуется всего ничего. Социал-демократическая и либерально-демократическая партии. Кстати, Медведев и Путин пытаются это сделать. Они оставляют на местах Жириновского и Зюганова, хотя это смешно. Это не оппозиция. Но тем не менее они играют роль оппозиции.
В. ПОЗНЕР: А вы считаете, оппозиция нужна?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Обязательно. Если не оппозиция, то, стало быть, Аттила.
В. ПОЗНЕР: Возможно, не все знакомы с таким медицинским термином — фантомные боли. Это бывает, когда, скажем, человек теряет руку в операции или там еще как-то, а она продолжает болеть. Руки нет, а боль продолжается. Вопрос, который я хочу вам задать, связан с тем, что вы сказали как-то о том, что России пора расставаться с фантомными болями ампутированной империи. Все империи рано или поздно, или позже ждет одна и та же участь. А все нации бывших империй испытывали фантомные боли. И в Великобритании, и во Франции, и в Испании, и в Португалии, и в Голландии. Но прошло много времени, и сегодня они уже их не испытывают. Прошло девятнадцать лет с тех пор, как исчезла советская империя. А вы говорите: пора избавиться. За девятнадцать лет не избавишься, Игорь Моисеевич. Вы как футуролог, человек, понимающий будущее, вы же понимаете, что нужно три-четыре поколения, чтобы это ушло?
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Я призываю просто ускорить. Приблизить этот процесс.
В. ПОЗНЕР: А как это? Быстрее быстрого-то? Исторический же процесс. Поколения, поколения.
И. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА: Здесь мы переходим совсем к другой теме. Когда я заболел два года назад и пошел мой крестный путь по больницам и операциям, я думал, что наступили годы второй перестройки, второго НЭПа, второй передышки в тысячелетней истории России. Мы с вами согласились, что история России была кошмарна. В ней были героические годы, спора нет. Но все тысяча двести пятьдесят лет — это была сплошная порка, мордобой, издевательство. Салтычиха, короче говоря. Было две передышки. Первая — НЭП. Там ничего хорошего не было, были Соловки, были расстрелы, был блатной мир. Но это был НЭП, во время которого Россия восстановилась. Сталин это дело задушил. Так вот, мне показалось, что в первые годы XXI века Путин восстановил второй НЭП. И я за это ему очень благодарен. Но я ошибался. Нет. Я до сих пор искренний приверженец Медведева и Путина только по той причине, что я не вижу никого вокруг, кто бы мог составить им конкуренцию. А ведь у нас есть Интернет, где нет цензуры.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
