Затем различаю новые шаги, их гулкое эхо разносится по коридору. Вижу луч света, пляшущий по стенам. Темная фигура останавливается у моего дверного окошка и заглядывает в палату. Закрываю глаза, стараюсь дышать ровно — имитирую сон. Снова шаги. Приоткрываю веки — свет удаляется от палаты. Бесшумно соскальзываю с кровати, про себя повторяя коды: шесть, восемь, пять, один. Шесть, восемь, пять, два. Не знаю, какой попробовать первым. Шаги в коридоре время от времени замирают — темная фигура заглядывает в окошки дверей. Когда шаги наконец удаляются и стихают, сжимаю ручку двери, поворачиваю ее медленно и осторожно, чтобы не произвести ни звука. Тишина. Неслышно открываю дверь и так же бесшумно отпускаю ручку.
В коридоре пусто. Иду, низко опустив голову. Проходя мимо дверных окошек, пригибаюсь сильнее. Передо мной выход. Рядом с ним сестринская. Из нее — яркий поток света в коридор. Возможно ли проскользнуть незаметно?
Вдруг слышу слабое тиканье и замираю. Оглядываюсь. Ничего. Откуда взялся этот звук? Сгибаю руку и тут понимаю, что это я сам щелкаю зубами. Щелк, Щелк, щелк, щелк, щелк, щелк. Зажимаю рот ладонью и обнаруживаю, что постоянно киваю — голова ходит вверх-вниз, вверх-вниз. Делаю глубокий вдох и пытаюсь взять себя в руки. Почему я это делаю? Тело словно не слушается, не подчиняется мне.
Это они. Знают, что я хочу бежать, и пытаются помешать.
Продолжаю идти, рука сгибается в локте — туда-сюда, туда-сюда. Она глухо ударяется о стену, и я хватаю ее другой рукой, пытаюсь удержать, но при этом перестаю зажимать рот.
Щелк, щелк, щелк, щелк.
Плетусь дальше, не сводя глаз с двери, которая прыгает вверх-вниз, потому что я бешено киваю. Ближе на пять шагов, на десять шагов. Далеко за спиной слышу поступь. Резко поворачиваюсь, но там никого нет. Он пока еще за углом — торопись!
Еще пять шагов. И еще пять. Рука снова сгибается, прижимаясь к груди, я крепко удерживаю ее, ухватив другой рукой. Щелк, щелк, щелк, щелк. Тело поворачивается против воли, одна часть за другой — это их тайная система управления блокирует работу мозга. Еще пять шагов. Я почти у сестринской.
Отпускаю руку и зажимаю рот. Засовываю в него пальцы, чтобы заглушить щелканье зубов. Если буду держаться подальше от стен, то рука не ударится и не выдаст меня. Зубы продолжают кусаться, но не до крови. Шаги за спиной становятся громче. Продвигаюсь вперед, бешено кивая. Глаза горят от слез.
Можно кинуть взгляд в сестринскую, чуть высунув голову. За столом спиной ко мне сидит медсестра — это не Шона, какая-то другая. Крупная женщина, я ее прежде не видел. Где же Шона? Это означает, что их здесь три, а не две. Не знаю, удастся ли мне спрятаться от всех. Шаги за спиной стихают, я оглядываюсь. Никого. Задерживаю дыхание и бросаюсь вперед. Рука рассекает воздух, и я миную дверной проем. Сестра даже не оборачивается.
Еще пять шагов — тихих, как шепот.
Дверь в сестринскую осталась позади. Опускаюсь на колени, ныряю под открытое окно. Надо мной еле гудит монитор компьютера. Зубы лихорадочно стучат. Добираюсь до выхода. Правая рука сгибается-разгибается.
Код, пожалуй, мне так набрать не удастся.
Вынимаю пальцы изо рта и сжимаю зубы. Одна половина челюстных мышц борется с другой. Левой рукой прижимаю дергающуюся правую к полу и встаю на нее коленом, чтобы не вырвалась.
Снова слышны шаги. Он в любую секунду появится из-за угла. Левой рукой тянусь к пульту. Пальцы начинают гудеть, приближаясь к прибору. Конечно, это же электроника! Беззвучно ругаюсь. Они узнают, что я здесь, стоит только прикоснуться к кнопкам! Но отступать нельзя — иного пути нет. Заставляю себя поднести руку к клавиатуре и набираю код: шесть, восемь, пять… Что дальше — один или два? Шаги у меня за спиной все громче.
Давай же!
Два. Замок тихо щелкает, и дверь распахивается. Поднимаюсь с колен и бросаюсь вперед. Правая рука бешено раскачивается. Она ударяется о створку, и я издаю стон боли. Из сестринской доносится шум, и я закрываю за собой дверь. Замок громко лязгает.
— Кто там?
Коридор тянется в обе стороны, и я ныряю вправо, чтобы меня не было видно. Хватаю себя за руку и мчусь мимо кабинетов. Все они темны и пусты. Останавливаюсь у первого поворота. Думаю.
Как поступить? Просто бежать? Или сначала попытаться выяснить что-нибудь?
Здесь что-то происходит. Это очевидно. Если сбегу, то смогу скрыться. А если проявлю достаточно ловкости, то есть шанс исчезнуть совсем и никогда не попасть сюда снова. Может, удастся найти ферму где-нибудь вдали от сотовых телефонов, телевизоров и всего остального, с помощью чего меня сумеют обнаружить. Но вот вопрос: что, если я не единственный, кого безликие пытаются найти? Столь масштабный План, столь всеохватный заговор — он никак не может быть сосредоточен исключительно на мне. Уж не настолько я важен — в этом отношении Ванек прав. Они, вероятно, замышляют что-то более крупное, и что бы это ни было, ключ находится здесь, в больнице города Пауэлла. Если удастся выяснить, что это такое, то, может быть, и найдется способ их остановить.
Щелк, щелк, щелк, щелк. Я снова потерял контроль над челюстью. Заглядываю за угол и чувствую укол страха — передо мной кафетерий, гудящий множеством ламп дневного света, холодильников, торговых автоматов, микроволновок. Прячусь, прислоняюсь к стене, тяжело дышу и киваю. Куда идти?
Вперед нельзя. Даже если на меня не обратят внимания два врача, болтающие за столом, то засекут электронные приборы — безликие люди узнают, что я здесь, стоит мне только выйти из-за угла. Поворачиваю назад и тихо иду по коридору, читая таблички с фамилиями на дверях кабинетов: Скарстедт, Бейзингер, Зобелл. Дохожу до поворота в закрытое крыло и останавливаюсь. Слушаю.
— Клянусь, я слышала щелчок замка.
— Но здесь, кроме нас, никого нет.
Голоса мне незнакомы. Выглядываю из-за угла, изо всех сил сжимая челюсти. Та самая плотного сложения женщина стоит у дверей сестринской, разговаривая с облаченным в черное охранником. В мою сторону они не смотрят.
— Может, уборщик?
— Он знает, что нужно доложить мне.
Иду на риск — бесшумно пробегаю мимо. Дверей с этой стороны больше. В конце темнота, — вероятно, там лестница.
— Постой, что это было?
— Объявляю тревогу. Здесь что-то происходит.
Дверь за спиной щелкает — кто-то выходит наружу, а я мчусь дальше: Ольсон, Лейтон, Литтл. Ныряю в темный кабинет доктора Литтла, крепко прижимая руку. Голова мотается с такой силой, что я толком ничего не вижу. Приседаю, приваливаюсь к стене. Мимо по коридору пробегает охранник. Те же самые тяжелые шаги, что я слышу каждую ночь. В отчаянии оглядываю кабинет — мне необходимо найти что-нибудь, чтобы бежать…
Повсюду фотографии — на стенах, на столе, на полу. Снимки слишком тусклые, разобрать, кто на них, невозможно. Глаза фокусируются, зрачки расширяются, приспосабливаясь к темноте; постепенно понимаю, что нахожусь в окружении лиц. Нет, не лиц — голов. Подавляю рвущийся из груди крик ужаса: все это трупы, изуродованные и окровавленные; лица содраны. Отшатываюсь, упираюсь спиной в стену, тяжело дышу от ужаса. Они повсюду.
