Пожилая женщина-врач смотрела на нее с жалостью, вероятно, насмотрелась на таких за свою жизнь.
— К сожалению, не путаю. Ребенок через полтора месяца зашевелится. Вы почувствуете. А то, про что вы говорите, бывает. И месячные, и токсикоза нет. Такая, дорогая моя, у вас природа. — Девочка красивая, жалко. Придется ей рожать, никуда не денется. Вроде бы не дурочка. — Что же вы не предохранялись, если ребенок вам не нужен?
— Предохранялась. По циклу. Я была уверена. — Ирина еле выговаривала слова. — Неужели ничего нельзя сделать? — спросила в отчаянии. — Понимаете, я никак не могу рожать, никак.
— Мой вам совет. Самое главное — не изуродуйте себя сгоряча. Вам еще жить и жить, вы такая красавица. А замуж выйти за отца ребенка нельзя? — Ирина в ответ только усмехнулась. — Ну тогда последний выход. Если совсем не нужен — родите и откажитесь, — в голосе звенел металл, — но не пытайтесь прервать беременность. Сейчас это очень опасно. Вы можете погибнуть. Всего вам хорошего. — Ирина закрыла за собой дверь.
Странное существо — человек. Когда слышит, что у соседки Марьи Петровны из тридцать второй квартиры, которую он хорошо знал с раннего детства, обнаружили рак, то про себя отмечает — жаль, испытывая подсознательное чувство облегчения, хорошо, что у нее, а не у меня или у моей матери. Как будто этих раков строго определенное количество и на всех не хватит. Когда же кто-нибудь узнает, что девчонка Ленка из соседнего подъезда родила, то чувства жалости вообще никто не испытывает, не примеряет на себя ситуацию. Сразу думает — вот дура: во-первых, с кем-то трахалась, во-вторых, дура, что не предохранялась, в-третьих, дура, что пропустила срок для аборта. То есть молодая мамаша и есть дура в кубе. К Ирине ну никак все это нельзя было отнести. Дурой она не была. Все знала, обо всем имела представление. И почему сейчас это свалилось на ее голову, остается только гадать. И сделать вывод, который обычно делают, не доискавшись причин: наверное, судьба.
Ирина была, конечно, не из тех, кто, сложив лапки, покоряется всем превратностям судьбы. Мало ли что этой судьбе вдруг захочется? Человеку на то и дан разум, чтобы ей сопротивляться. Как ни была она деморализована после визита к врачу, надежда все-таки ее не покидала. Такого просто не может быть. У меня, абсолютно здоровой женщины, вдруг организм дал сбой. Она сходила еще в одну больницу. Потом пришлось поверить. Забросив учебу, Ирина действовала. Аборт в такие большие сроки уже никто не соглашался делать. Она умела использовать людей, влиять на них. В ход были пущены все имеющиеся в наличии средства — ее красота, воля, связи и, наконец, деньги. Она готова была отдать все, что у нее было, чтобы вырваться из этого капкана. Нашла все-таки выход, договорилась. Ее предупредили, правда, что опасность есть, и детей может не быть, и, в крайнем случае, сама может погибнуть. Ирина верила в удачный исход, была готова. Жизнь ребенка висела на волоске.
Так у нас получается, что женщина в силу своей природы имеет возможность решать извечный гамлетовский вопрос: быть или не быть. Изначально все было задумано, конечно, иначе, но вмешалась вездесущая медицина, и женщина эту возможность получила. Многие были бы, наверное, шокированы, узнав всю правду об обстоятельствах собственного появления на свет. Папа накануне пришел домой пьяный, поэтому мама через два дня ликвидировала сына. Или дочку. Или — на работе обещали дать квартиру — мама уже сидит дома, никуда не идет. А ведь собиралась. Казнить нельзя помиловать. Благодаря каким жизненным обстоятельствам расставляются запятые в каждом случае? Хорошо, что в основном все пребывают в счастливом неведении. Идут разговоры по вечерам в постели, или в стогу сена на лоне природы, или даже на трамвайной остановке, везде можно решить при желании этот вопрос: быть или не быть. Нежный взгляд, или нахмуренное, безразличное лицо, или даже взгляд, брошенный исподволь украдкой на проходящую мимо красотку и уловленный тут же идущей рядом — и запятая переставлена. Как хорошо, повторяю, что мы ничего этого не знаем, рассказывать потом не принято. А то многим было бы обидно, несмотря на то что их родили.
Но все эти тонкости Ирину не волновали. Сомнений у нее не было никаких. Совсем другая ситуация. Конечно, можно поднапрячься и найти выход, родить и вырастить. Но для нее гнусным был сам по себе этот неожиданный результат ее экспериментов. Ну узнала она правду, но почему за правду должна расплачиваться таким образом? Это было несправедливо, как и с какой стороны ни подойти. А когда она думала о том, что получилось в результате, что там за плод растет у нее в животе и нагло сосет из нее соки, ее запоздало начинало тошнить. Три мерзкие пьяные тупые рожи стояли перед глазами. Она читала и о результатах пьяного зачатия, и о наследственности. Через два дня в больницу — а там будь что будет.
А решила все, как ни странно, Иринина с детства приобретенная привычка к учебе. Казалось бы, пора уже успокоиться и перестать искать ответы на вопросы, которые ставит перед тобой жизнь, в книгах. Но горбатого могила исправит, она опять полезла в учебники. И с отвращением прочитала, как и каким образом, до мельчайших деталей, делаются аборты. Как по кускам выгребаются из организма дети и какие осложнения при этом ожидаются. Ирина любила свое красивое тело, идеальную фигуру. Не обижала ее до сих пор природа ни в чем, если не считать некоторых мелочей. Сейчас все ее сексуальные мытарства казались ей мелочами. Голова никогда не болела, прыщей никогда не было, даже банального поноса, героя анекдотов, она не могла припомнить. А тут чьи-то лапы будут кромсать ее, как хотят. Она задумалась. Начала высчитывать. Роды будут в начале сентября, со сроком ошибиться невозможно. И через два часа план созрел в общих чертах. Остались детали. Она легла и впервые за неделю спокойно заснула.
Пришлось похлопотать. Договорилась и сдала сессию досрочно, а от летней практики ее освободили. Телеграмма о болезни родственников, скорбное лицо в деканате. Все люди, пошли навстречу. Студентка хорошая, редкая красавица к тому же. В середине мая она была уже свободна.
Сложнее было с Андреем, исчезнуть из поля зрения брата на четыре месяца? Живота еще не было. Она долго изобретала, но брата обвела вокруг пальца. Буду писать, звонить, ты не беспокойся. Сказать ему правду ей даже в голову не приходило. Зачем расстраивать? Это ее проблема, и решать будет она одна. Оставался вопрос: куда скрыться от людей на четыре месяца? В Москве оставаться она не хотела. Живот растет, рано или поздно наткнешься на улице на знакомых, вот всем будет весело.
Ей помог Женька. Он для нее был почти никто, брат однокурсницы. Зашла в гости и познакомилась. Ее ровесник, учился в Бауманском. Влюбился, пытался ухаживать, подкарауливал возле дома, после занятий в университете. Ирина не обращала внимания. Отчаявшись, однажды пошел на крайние меры и долго объяснялся в любви, обещая сделать для нее все, что она пожелает. Она ничего не желала, но запомнила. Совсем Женьку не выгоняла, поступив, как сейчас поняла, предусмотрительно. Почувствовала в нем преданность. Ее не так уж часто встретишь.
Женька был вызван на переговоры. Ирина поджидала его с заготовленной историей о собственном изнасиловании. Врать почти и не пришлось. Сразу получила предложение выйти замуж, как только бедный Женька переварил информацию. Отвергла его с тоскливым вздохом: «Я вас недостойна». Женька отчаянно страдал, но его поддерживала одна мысль: она ему доверилась в таком отчаянном положении и находится сейчас в его власти. Она будет зависеть от него хотя бы эти четыре месяца, а там, кто знает? Поженятся, оставят ребенка. Пусть не его, ему все равно. Любил он Ирину, и это было видно. Мысль о том, чтобы предать ее, даже не приходила в голову. Он бросился помогать. Нашел знакомого, у которого в Подмосковье была дача. Километров за сто, не далеко и не близко. Место довольно глухое, вдалеке от трасс и городов. А самое главное — дача пустовала, никто там жить в это лето не собирался, еще благодарны были, что присмотрят. У Женьки в институте тоже наступала сессия, но, бросив все дела, он носился с Ириниными проблемами. Отвез ее туда, устроил, удостоверился, что все в порядке. И вернулся в Москву подбирать хвосты в институте, весь взбудораженный открывшимися для него перспективами. Собственно, не он ее отвез, а она его: Ирина взяла машину, чтобы не быть отрезанной от мира. В поселке почти никто не жил, место было тихое.
