— Наверное, нам пора возвращаться в отель, — сказал Ральф, не в силах ни на мгновение оторвать взгляд от улыбающейся Долли.
— Да, пожалуй, — ответила она вдруг погрустневшим голосом. — Праздник закончился…
— Вас это огорчает?
— Не знаю. — Долли задумчиво провела рукой по волосам, поправляя выбившиеся из прически пряди. — Наша жизнь так глупо устроена, что все хорошее заканчивается слишком быстро. Иногда даже не успеваешь понять, что пропустил чудесное мгновение…
Они вышли из ресторана в молчании. Словно боясь вспугнуть тишину, возникшую между ними, в которой не было неловкости. Лишь с близким человеком можно молчать часами и не испытывать неудобства. Заметив, что Долли дрожит, Ральф осторожно обнял ее за плечи, готовый в любую минуту убрать руку. Но она ничего не сказала, глядя на светящийся в темноте океан и прислушиваясь к тихому шуму волн, набегающих на песок.
В номере на диване лежали пакеты с обновками, а среди них, как лохматый дракон на груде богатств, сидела довольная Тори. Она уже успела в свое удовольствие погрызть и обмусолить шелестящую упаковку, клочки бумаги и целлофана усыпали ковер.
— Пропали ваши платья, — удрученно сказал Ральф.
— Ерунда. — Долли небрежным движением смахнула пакеты на пол. — Каждый развлекается как может, правда, крошка?
Тори восторженно завиляла хвостиком и забралась к хозяйке на колени. Ральф позавидовал собаке: Долли подхватила ее на руки и чмокнула в блестящий черный нос, а потом принялась поглаживать, зарываясь пальцами в густую шерстку.
— Давайте выпьем еще по глоточку, — предложила она. — Если есть возможность, надо пользоваться предоставленными запасами.
Ральф достал из бара бутылку шампанского и, открыв, разлил вино по бокалам. Все его помыслы сейчас сосредоточились на Долли. Конечно, будь она одной из тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело раньше, он бы знал, как поступить. Но она совсем другая, и любой неверный шаг приведет лишь к тому, что Долли либо высмеет его, либо замкнется в себе. Ее недоступность и некоторая холодность останавливали Ральфа, но желание обладать этим телом разгоралось все сильней.
Если бы можно было узнать, о чем она думает, чего хочет. Что творится за защитной маской равнодушной насмешницы, за тонкой бархатистой кожей, в самых потайных уголках души. Ральф чувствовал себя неловким подростком. Присев рядом с Долли, он протянул ей бокал, но тут же отдернул руку, расплескав шампанское. Тори очень не понравилось, что кто-то отвлекает хозяйку от нее, и она угрожающе оскалилась.
— Черт бы побрал вашу плюшевую игрушку! — раздраженно воскликнул Ральф, едва сдерживаясь, чтобы не вышвырнуть собаку в коридор. — Я начинаю подозревать, что у вас явные сексуальные проблемы.
— Это почему же? — невозмутимо спросила Долли, устраиваясь поудобней.
— Потому что живому мужчине вы предпочитаете лохматое существо, которое все вокруг уже закапало слюной.
— Ну, не сердитесь на Тори, — примирительно сказала Долли. — Она выражает свою любовь, как умеет.
Эти слова подействовали на Ральфа странным образом: вместо того чтобы поддержать занимательную беседу о способах проявлений чувств, он, резким движением отставив бокал, обнял Долли и прижал к себе так крепко, что она задохнулась. Не обращая внимания на ее попытки вырваться, Ральф целовал запрокинутое порозовевшее лицо и мягкие губы.
Сейчас он, даже если бы захотел, не смог бы выпустить Долли из объятий: желание, подспудно нараставшее несколько дней подряд, нестерпимо жгло его изнутри, заставляя сердце громко и часто биться.
— Эй, ковбой, полегче! — Долли уперлась ему в грудь руками, стараясь высвободиться. — Я ведь научилась в полиции кое-каким приемам самозащиты.
— Думаешь, что сможешь меня побороть? — глухо спросил Ральф.
— Запросто.
Долли еще надеялась свести все к шутке, хотя ее тело, не слушая доводов разума, тянулось к этому мужчине, чьи горячие ладони скользили по обнаженным плечам, по спине, согревая и вызывая ответную страсть. Это было мучительно и сладко одновременно. Выпитое шампанское все еще кружило голову, и казалось, что долгую ночь невозможно провести в одиночестве. Но Долли не хотела сдаваться так быстро, и не женское кокетство служило тому причиной.
Она слишком хорошо понимала, что связь с Ральфом не принесет ничего, кроме новых разочарований. И за этой страстной ночью последуют другие, когда она будет одна лежать в широкой постели, листая газеты и равнодушно поглядывая на экран телевизора. Стоило ли ради нескольких мгновений блаженства расставаться с привычным спокойствием, где всему находилось свое место, где жизнь была расчерчена на аккуратные клеточки, а эмоции строго ограничивались заданными рамками.
— Иди ко мне, — прошептал Ральф, обжигая дыханием кожу. — Неужели ты не устала от войны?
— Устала, — согласилась Долли. — Но мне не нравится проигрывать.
— Девочка. — Он нежно, как ребенка, погладил ее по голове. — В любовных сражениях не бывает победителей и побежденных.
— Сначала — нет, но потом кто-то остается с незаживающими ранами, а кто-то уходит. — Она прижалась щекой к плечу Ральфа и закрыла глаза. — Я больше не хочу вновь и вновь собирать себя по кусочкам, верить обещаниям и разочаровываться.
— Тогда давай обойдемся без обещаний и клятв. — Ральф подхватил Долли на руки. — Забудем об условиях и договорах, и будем просто любить друг друга.
Он перенес ее в спальню и успел захлопнуть дверь перед самым носом возмущенной такой несправедливостью Тори. Выключив свет, Ральф опустил Долли на ковер и залюбовался ее стройной фигурой. В лунном свете, проникающем в незашторенное окно, ее кожа серебрилась, а глаза отливали изумрудным блеском. Медленно, словно во сне, Ральф прикоснулся к плечу Долли и провел ладонью вниз, почувствовав, как напряглись соски под тонкой тканью платья.
— Я хочу увидеть тебя всю, — тихо, но требовательно сказал он.
— Хорошо…
Долли сняла платье, оставшись в черных кружевных трусиках и чулках. Сама удивляясь своей стыдливости, она прикрыла руками грудь и потупилась, ощущая каждой клеточкой тела пристальный взгляд Ральфа.
— Продолжай. — Он отошел на несколько шагов и замер, сдерживая дыхание.
— Теперь твоя очередь, — прошептала Долли.
— Но… — Он растерянно оглянулся, будто опасаясь, что за портьерами притаились любопытные зрители. — Я не привык раздеваться на глазах у женщины.
— Когда-нибудь приходится менять привычки.
Ральф улыбнулся и не стал спорить. Он расстегнул рубашку и, сняв ее, небрежно бросил на пол. Затем нерешительно потянул вниз молнию на джинсах — этот металлический звук в напряженной тишине показался обоим ужасно громким.
— А ты очень красив, ковбой, — с нескрываемым восхищением сказала Долли, оглядывая его мускулистую фигуру с широкими плечами, впалым животом и узкими бедрами. — Неужели в Техасе все такие?
