– Так Годспелл – дочь Эли? – Эллен не поверила своим ушам. – Она совсем не похожа на своих родителей.
– Ну, это трудно сказать, – рассмеялась Фили. – Она ведь приемная дочь. И Еноха они тоже усыновили. Фелисити не может иметь детей.
– Вот как?
– Это случается. Уверяю тебя, и Годспелл, и Енох избалованы не меньше, чем родные дети, даже хуже, – с досадой сказала Фили. – Послушай только этот жуткий вой, который доносится из кафе. «Ночные убийцы». Годспелл – их солистка. Эли покупает им все оборудование, включая усилители, и разрешает репетировать в своем сарае. Он даже пригласил их играть на празднике, вместе с классическим струнным квартетом. Ужас.
Эллен подивилась несколько старомодным вкусам подруги.
– Эли клянется мне, что Годспелл отсидит как минимум двенадцать сеансов, но мне верится с трудом, – продолжала Фили. – Эта девчонка живет по своим законам. Днем она спит. А вечерами визжит в микрофон или возится со своими отвратными любимцами. Знаешь, у нее третья по величине частная коллекция земноводных и насекомых во всей Англии. – Фили передернуло. – Да и девчонкой ее не назовешь. Опыта ей в двадцать три не занимать.
– А Рег сейчас здесь? – спросила Эллен.
– Что-то не видно. Наверное, наяривает с подружкой в Гусином Доме, пока тебя нет, – рассмеялась Фили, увидев, что Эллен испугалась. – Не переживай, в девять он отсюда перебирается в «Легион». По нему можно сверять часы. – Фили закурила. – Если тебе повезет, то Джаспер не сдержит своего обещания. В конце концов, кто станет напрягаться из-за пяти фунтов?
– Между прочим, я заплатила десять, – обиделась Эллен.
– Дорогая, этот мальчик – теперь уже мужчина – сигареты прикуривает десятками. Пойми, это дурацкий лот. Он явился на аукцион потому, что старая ведьма его заставила. Чтобы отвязаться.
– А что, он сильно изменился? – Теперь, когда Фили сама заговорила о Джаспере, Эллен не могла удержаться от расспросов. – Ты его даже не узнала.
Фили прикрыла зеленые глаза длинными ресницами:
– Да уж…
– Ты говорила, раньше он был блондином? – не унималась Эллен.
– Да уж… Был. По крайней мере, в детстве. Потом, кажется, потемнел. Трудно сказать – он всегда красился в дикие цвета. Помню, одно лето ходил с ярко-розовыми волосами.
– Может быть, он неоромантик? – Эллен вспомнила, что сама подростком питала пристрастие к синим прядкам.
– Кем-кем, а романтиком Шпору назвать нельзя.
– По оддлоудским стандартам он был совершенно неприемлем, да?
– Да уж, это точно. У нас его не терпеть не могли.
– Почему?
– Да потому, что он – само зло во плоти. – Фили вздохом дала понять, что не хочет углубляться в эту тему. Мотылек опять упорхнул.
Господи, Эллен ведь совсем не хотела впутываться в местные дрязги. Все, что ей требовалось, – время и спокойствие, чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом. С хорошим, добрым, честным Ричардом. Ну почему, почему грешники всегда привлекали ее больше, чем праведники? Будь Ричард из породы грешников, возможно, они бы сейчас путешествовали вместе. Плохого мальчика она чуяла издалека – и шла на запах. Но если Сола Вика можно без труда обойти, то Джаспер Беллинг сулит неминуемую погибель.
– Надеюсь, что к утру ты забудешь о самом дешевом лоте сегодняшнего аукциона. Тебе же будет лучше, – неожиданно сказала Фили.
– Но что в этом Джаспере такого ужасного?
Фили подняла кружку с черным пивом.
– Видишь? Его душа такого же цвета.
Эллен уставилась на кружку Гиннеса.
– Мой отец любил Шпору, – продолжала Фили, – и папа был одним из немногих людей, которые продолжали верить в него, когда тот сбился с пути. Папа говорил, что он – птица, посаженная в золотую клетку, что дома его не любят и не понимают. Он убедил Шпору заняться рисованием. Ведь у него талант, у этого сукина сына, но он все растратил на пакости. И наплевал в душу моему отцу. Он обкрадывал его – из дома пропадали сотни фунтов, ценные вещи, но папа не заявлял в полицию. Я на несколько лет старше Шпоры. Я тогда была двадцатилетней девушкой, с маленькой дочкой на руках. Наверное, я что-то упустила, не уберегла отца. Он всегда был такой сильный и независимый, и я даже не догадывалась, что у него рак. Он сказал мне это за несколько недель до смерти, почувствовав, что ему уже немного осталось.
Фили говорила с трудом, явно страдая.
– И в эти последние дни у отца был один свет в окошке – Шпора. Знать никого не хотел, кроме Шпоры. Считал его своим сыном, о котором всегда мечтал, – ведь моя мама умерла очень давно, а Шпора все также воровал, врубал на полную катушку телевизор с порнухой, хлестал виски, устраивал в отцовском доме оргии, курил крепкие сигареты, когда отец задыхался. Это его и доконало. Когда он умер, парень изуродовал все его скульптуры в саду. Я вернулась с похорон – Шпора на похороны не пошел – и обнаружила, что все каменные скульптуры обезглавлены. Прекрасные папины птицы, собаки, лошади изуродованы, везде валяются обломки. Бронзу трудно разбить, но он постарался – выцарапал глаза отверткой, скинул фигуры с постаментов. Как будто ему показалось мало, что он сократил отцу жизнь. Этот гад хотел еще поплясать на его могиле, уничтожить все, что осталось на свете после папы.
Эллен прижала пальцы к губам, ей было тяжело видеть, как боль и ненависть до неузнаваемости исказили прелестное детское лицо Фили.
– Я сказала, что не смею продать работы отца. Это не совсем правда. Под слоем мха ты не разглядела жуткие царапины и повреждения. Эти работы невозможно восстановить. Отец завещал дом Даффодил, а скульптуры мне, но в таком состоянии за них не заплатят ни гроша. Бросить их я тоже не могу. Шпора превратил меня в пленницу замка. Если б я и решилась уехать отсюда, мне просто не на что.
– А ты уверена, что именно он переломал скульптуры?
– Абсолютно. Он оставил свою визитную карточку. – Фили смахнула слезинку. – Надругавшись над кем-нибудь, он всегда оставляет на память подкову. Я нашла ее в вытянутой руке обезглавленной танцовщицы. Вместе с венком из маргариток. Думаю, это был поминальный венок для отца. Трогательно, правда?
Эллен взяла Фили за руку и почувствовала, как острые ногти подруги впились в ее ладонь.
– Не знаю, какие три желания ты загадаешь. Что до меня, то я бы хотела, чтоб много лет назад Джаспер Беллинг не повстречался на пути моего отца. Чтоб Джаспер Беллинг узнал, каково это – быть пленником, только без золотой клетки. А больше всего на свете я хочу, чтобы он никогда сюда не возвращался.
Потерявшая невинность сказочная принцесса стояла, погруженная в темноту. Эллен вошла в ворота и чуть не вскрикнула, когда из открытого окна навстречу ей метнулась тень.
– Снорк! – рассмеялась Эллен мгновение спустя. – Ты в порядке, моя девочка?
Сноркел повалилась на спину и, повизгивая, подставила пятнистый живот. Пахло от нее отвратительно. Похоже, не зная, чем развлечься, она плавала в пруду.