Это был швед по имени Юрген. Он что, не понимает, что в купальниках женщины особенно уязвимы? Зачем он так?
— Эй! Ты! — позвал он, обходя бассейн. Ну вот, великолепно.
— Что за штука на тебе была до того, как ты нырнула?
— Это называется «кимоно».
— Нет, скорее «Ким? Ну-ну!». — Он расхохотался. — В жизни не видел хрени уродливее.
— Спасибо, — любезно улыбнулась я.
— Что? Я, по-моему, сказал, что оно отвратительное!
— Я понимаю. Так мило с вашей стороны это заметить, — жеманно отозвалась я и поплыла по- собачьи к Клео.
— Не об этом я мечтала, вспоминая «Голубую лагуну», — тихо сказала я.
— Дальше будет хуже, — предупредила Клео.
Я проследила за ее взглядом — Томас и Бритта устраивались на скале по ту сторону бассейна. Она обвилась вокруг него, как какая-нибудь девица, увивающаяся за рэп-звездой.
— Это все она, — настаивала Клео. — Смотри — он совсем на это не реагирует.
— Но он и не возражает, — вздохнула я, чувствуя себя обманутой дурочкой.
Я так ясно показала, что он мне нравится, — и вот что я получаю в ответ! У него, должно быть, таких поклонниц, как я, — пруд пруди.
Один за другим к нам присоединялись остальные — Филипп, несколько делегатов, уже тепленьких, и какие-то дети, удравшие от родителей повеселиться. Мне чертовски хотелось смыться, но, понимая, что, выходя из бассейна, меньше всего буду похожа на Урсулу Андресс, я решила не вылезать, пока все не уйдут спать. Но охранник придерживался иного мнения, он появился неожиданно, сообщил, что после полуночи бассейном пользоваться не разрешается, и заорал:
— Все на выход!
— О. это здорово! — прогремела шведская балаболка. — Давайте все посмотрим на Ким!
«Нет, ты подумай! Это, пожалуй, самый большой извращенец за всю историю человечества!» — размышляла я, отчаянно мечтая одолжить у Хель Берри ее тело всего на каких-то шестьдесят секунд.
Но к счастью, у Клео был план: она встала с огромным полотенцем у лестницы и крикнула:
— Кто за то, чтобы продолжить у Томаса?
Единогласное «ДА-А!» позволило мне проскользнуть незамеченной.
— Спасибо, — всхлипнула я, закутываясь в пушистую ткань.
— Скажи, что это у тебя хлорка по щекам течет, — сказала она, когда мы возвращались к домику.
Но в ответ я смогла только шмыгнуть носом. — Хорошо… Ты переоденешься, и мы пойдем к Томасу, выпьем чего-нибудь, — безапелляционно заявила Клео.
— Я не могу! — запротестовала я.
— Можешь. Чем дольше мы там пробудем, тем меньше у нее будет времени остаться с ним наедине.
Я с трудом улыбнулась.
— Ладно. Только молю Бога, чтобы мистера Конгениальность там не было.
— Как там его зовут?
— Юрген… что-то там еще, — сказала я, роясь в чемодане в поисках сухой одежды.
— По-моему, ты ему нравишься!
— Что?!
— Правда! У него, по-моему, просто странный способ привлекать внимание женщины.
— Клео, по-твоему — так я всем нравлюсь! — рассмеялась я.
Мне очень хотелось, чтобы в отношении Томаса она все-таки оказалась права.
— Может, так и есть.
— Хочешь быть моей лучшей подругой? — спросила я.
— Э…
— Только если хочешь!
— Нет, я хочу! Я про…
— Как я оделась? — спросила я, оглядывая свои мятые брюки. — Не хочу, чтобы казалось, будто я стараюсь понравиться, — объяснила я.
— Совершенно непохоже, — заверила меня Клео.
У Томаса за хозяином по пятам повсюду следовала Бритта — к холодильнику, к дивану, обратно к стойке, вокруг которой расселись гости.
— Так ты решила выкинуть кимоно? — весело спросил Юрген, входя и наливая себе виски.
Я была слишком слаба для драки, но вступилась Клео.
— Эта твоя футболка… — начала она.
— Эта? — спросил он, хватаясь за ткань на груди.
— Лучше цвета не нашлось?
Я радостно засмеялась. Теперь я точно поняла, что наша с Клео дружба — на всю жизнь.
— Знаешь что? Если она зароет кимоно, я зарою эту футболку! — предложил он.
— Если вместе с тобой — тогда договорились, — ответила я.
Но его даже это не заткнуло, так что, бросив прощальный взгляд на Томаса и его прилипчивую барышню, я отправилась спать, признав полное свое поражение.
— Почему ты вчера так рано ушла? — спросил меня Томас на следующий день.
Я смотреть на него не могла.
— Юрген достал.
— Могла бы мне сказать.
— Ты был, заняли — прошипела я сквозь зубы.
Неужели ему все еще непонятно?
Томас огорченно вернулся на свое место.
Все утро я твердила себе: «Ха! Сам виноват! У него был шанс — и он его упустил!», но к вечеру мне уже очень не хватало наших добродушных перепалок. Мне хотелось, чтобы все было как до Бритты.
так что, когда мы помахали ей рукой и отправились дальше по нашему маршруту, я решила: какого черта! Она застряла там на своем озере Сильян, но мне-то в Швеции осталось всего два дня. Так что я постараюсь не терять времени, пока он рядом.
Опорожнив за ужином бутылку вина, я извинилась за то, что весь день дулась, и намекнула почему. А когда он пропустил это мимо ушей, я выпалила:
— Я ревновала к Бритте! Я хотела вчера быть с тобой. Я от тебя глаз отвести не могу! Куда бы ты ни пошел, я всегда знаю, где ты и с кем сейчас разговариваешь. Я уже два раза уходила к себе и рассказывала стенам, что красивее, умнее и очаровательнее тебя я человека не встречала. Хотела бы я, чтобы и ты чувствовал ко мне то же самое.
А он сказал:
— Я чувствую.
Дальше разговор пошел необыкновенно хорошо, ну, как когда ты говоришь: «Мне нравилось, что ты все время усаживаешься рядом со мной!», а он отвечает: «Думаешь, это случайно? Я боялся, что веду себя слишком навязчиво, но ничего не мог поделать — нигде больше мне сидеть не хотелось. Ты не заметила, что я только тебе помогал носить чемоданы?»
К этому времени мы уже сидели близко-близко и держались за руки, но все еще не поцеловались. Я всю неделю смотрела на его губы и думала, каково это, интересно, с ним целоваться? На вид его губы казались такими строгими, но когда они коснулись моих, то оказались восхитительно мягкими, и я поверить не могла своему счастью, мы целовались — и мне казалось, что я падаю.
И с этого момента его заботливость не знала границ. Он снова и снова говорил мне, какая я красивая, его завораживало мое лицо, и он не понимал, как я могу не разделять этих чувств.
