Тот мельком кинул взгляд на стыдливый жест, отметив, сколь юны и прекрасны округлые девичьи груди. При этом он хмыкнул… «Вот глупая! Стыдно ей. Не понимает, как прелестна!»
— Я думаю, моя мать не обрадовалась, если бы я привел в дом девицу в потертых джинсах и черной ковбойской шляпе… Ты нервничаешь как перед школьным экзаменом! Неужели непонятно, мы приехали отдохнуть после торжественного вечера в честь юбилея моего гольф-клуба.
— Мне кажется, я похожа на проститутку, — сказала Беатрикс.
Корнелиус вновь хмыкнул.
— У проституток не бывает таких невинных глаз, дорогая… Не забывай, Кристиан Ван дер Мей — наш покойный благодетель — сделал тебя наследницей поместья в двадцать пять акров. Ты — хозяйка ферм, охотничьих угодий, огромного парка и полей с тюльпанами… Нет, проститутки такими не бывают.
— А она знает о завещании Кристиана?
— Нет. Мы все ей расскажем.
Машина мягко остановилась у стеклянных дверей дома.
— Твоя невеста!?
Жозефина Мидволд откинулась на спинку кресла и прижала руки к своему сердцу. Беатрикс, глубоко вздохнув, огляделась.
Она находилась в комнате, обстановка которой словно бы возникла из другой эпохи. На окнах висели тяжелые драпри, старомодная мебель накрыта полотняными чехлами, огромная люстра напоминала о музейных залах, мерно качался маятник в старинных кабинетных часах. Старомодные горшки с пальмами неплохо сочетались с бамбуковыми этажерками начала восемнадцатого века. Китайские ширмы, каминная решетка, украшенная диковинными птицами, а также тускло поблескивающие золотом переплеты старинных книг в темного дерева книжных шкафах составляли разительный контраст с обстановкой квартиры Корнелиуса. Под ногами лежал потрясающей красоты индийский ковер.
Жозефина Мидволд — дама примерно шестидесяти лет с крупными чертами лица, в которых угадывались следы былой красоты, пристально смотрела на гостью. Но взгляд ее не выражал враждебности, пожалуй, только острое любопытство. Хозяйка произнесла все таким же удивленным голосом:
— Господи, я не верю тебе, Корнелиус. Кто она, и когда это случилось? А что с Викторией?
Сынок беспечно вышагивал по ковру и при последнем вопросе матери приблизился к креслу, затем нежно поцеловал Жозефину в лоб.
— С Викторией все в порядке. Но ответь нам, почему ты принимаешь нас здесь? Мне больно ходить по такому ковру. Ему место в национальном музее.
Жозефина твердым голосом возразила:
— О каком музее может быть речь? Твой отец когда-то распорядился, чтобы этот ковер никогда не покидал нашего дома.
Корнелиус встал на четвереньки и бережно провел рукой по ворсу, жестом пригласив Беатрикс проделать то же самое. Девушке понравилось дурацкое предложение Мидволда: по крайней мере, оно снимало общее напряжение.
Он заговорил, растягивая слова и специально понизив голос:
— Этому ковру триста пятьдесят лет. Работа замечательная. Труд индийских мастеров в сохранности и должном почете.
Жозефина с улыбкой смотрела на сына и на молодую гостью, стоявших на четвереньках в центре комнаты.
— Перестаньте ломать комедию. Право, как малые дети. Скажите лучше правду.
— Госпожа Мидволд! — Беатрикс поднялась с колен. — Мы обручились, но, если бы вы знали обстоятельства… Если быть честной, я сама в недоумении, так как все произошло в одно мгновение. Мне кажется, Корнелиус может объяснить гораздо лучше, чем я.
Жозефина с нескрываемым интересом смотрела на стройную фигурку гостьи в черном вечернем платье, отмечая и декольте, и тени под глазами, и тщательно убранные чудесные каштановые волосы.
— Хорошо. Покинем домашний музей, как только что выразился мой сын. Идемте ко мне, Корнелиус мне все объяснит. Так, дорогой?
Комната Жозефины Мидволд оказалась точной копией городской гостиной Корнелиуса, разве что современный телевизор был больше размером, а дизайн мягкой мебели еще современнее. Поражало огромное количество живых цветов — в вазах, горшках, кашпо. В распахнутое окно доносилось пение птиц из сада.
Вся их небольшая компания расположилась в удобных креслах, друг против друга. В комнате едва слышно звучала музыка. Адвокат неторопливо и обстоятельно изложил матери сагу о встрече с девушкой в конторе, о разговоре с Кристианом Ван дер Меем и, наконец, о завещании покойного и странных условиях, выдвинутых им в пояснительном письме, где были изложены подробные инструкции насчет их с Беатрикс брака.
— Почему он решил сделать такое завещание? — выслушав рассказ Корнелиуса, с искренним удивлением воскликнула Жозефина. — Какой в этом смысл? Был ли у Ван дер Мея особый расчет? Или с ним случилась обычная история — старческое затмение разума перед смертью?
— Трудно догадаться, — пожала плечами Беатрикс.
— Вижу, что и для вас вся эта история с банкиром — тайна за семью печатями. Но выйти замуж за Корнелиуса вы догадались-таки? — в интонации Жозефины Мидволд сквозила даже не ирония, а легкая обида на то, что ее сын так легко попался на крючок случайной милой девушки.
— Беатрикс последовала моему совету, — поспешил сгладить неловкую ситуацию Корнелиус. — Кстати, мама, распорядись насчет кофе. Мы спали от силы часа три, и он так хорошо взбодрил бы нас.
— Знаешь, дорогой, похлопочи сам. А мне, пожалуйста, принесли джин с тоником или чего-нибудь покрепче. Определенно нужно выпить, чтобы во всем разобраться.
М-да, подумала девушка, попала я в гнездышко! И мать, и сын — с амбициями, с характерами, не хотят уступать друг другу. Как сказал бы мой дедушка, будь он здесь, ты, моя крошка, словно цветок между молотом и наковальней.
— Беатрикс, — заметил Корнелиус, — обычно моя мама ничего не пьет крепче чая, ты определенно произвела на нее впечатление… Хорошо, мама, твоя взяла — пойду договариваться с горничной.
Когда Корнелиус вышел из комнаты, Жозефина с взволнованным видом обратилась к Беатрикс:
— Определенно Кристиан Ван дер Мей преследовал тайные цели этим завещанием. Это точно!.. Скажу тебе, как мать, ты вовсе не относишься к тому типу девушек, с которыми я обыкновенно вижу своего сына. Уж, конечно, не с такой девушкой он мог обручиться.
От неожиданных переживаний и охватившего ее беспокойства Жозефина Мидволд без лишних предисловий перешла с Беатрикс на «ты».
Пожилая дама вновь бросила взгляд на стройные ноги Беатрикс.
— Что у тебя не отнимешь, так то, что ты прехорошенькая.
— Спасибо, — проговорила вежливо Беатрикс. — Если честно, это платье у меня всего двенадцать часов. Обыкновенно я одеваюсь иначе. А еще, госпожа Мидволд, понимаю, что я не из тех девушек, которые могут нравиться вашему сыну. Просто мне приходится бороться за справедливость.
— Вот как? — В глазах Жозефины вспыхнул огонек одобрения.
