— Почему же ты не последовала ее совету?
— Мне нужен человек, а не банковский счет. Мне нужен человек, которого бы я любила.
— Тогда выходи замуж за меня.
Она ответила не сразу. Если бы Мигель сделал это предложение тогда, весной, в Нью-Йорке…
— Нет. Не могу.
— Почему?
— Я не люблю тебя больше.
— Не понимаю. Между нами ведь не произошло ничего особенного. Ты не хуже меня знаешь, что такое долг перед семьей.
— Какая же короткая у вас, мужчин, память. Разве не ты приказал выбросить меня из квартиры, в которой мы прожили вместе полтора года? Из квартиры, в которой я зачала твоего ребенка? О чем ты думал тогда? Какую ответственность чувствовал? Ты в один момент избавился от меня, когда тебе понадобилось жениться на другой.
— Но я же не женился на ней.
— Только потому, что ее у тебя перехватили.
Мигель насупился и тяжело вздохнул.
— Ты уверена, что я женился бы на ней, если бы не Крис?
— Нисколько в этом не сомневаюсь.
— И мне никак не убедить тебя в обратном?
Почему он завел этот не столь уж приятный для себя разговор? Что хочет доказать? — гадала Карина. Мигель никогда не делал ничего просто так, без причины.
— Нет.
— Но ведь я искал тебя. Я потратил кучу денег на детективов. И поиски эти начались буквально через несколько дней после того, как ты покинула Нью-Йорк.
— Я целую неделю жила в отеле, ожидая, что ты передумаешь. Ты даже не позвонил. Ты знал о ребенке, но предпочел не поверить мне. На первом месте для тебя был брак. На каком была я? Не знаю. Ты поступил со мной так, как поступил. Я это не забыла и не забуду. Жизнь многому меня научила.
Мигель не ответил. Он налил себе вина и выпил залпом, как воду. Лицо его помрачнело и стало похожим на грозовую тучу, готовую вот-вот разразиться громом и молниями. Карина подумала о том, что никогда не пыталась представить эмоциональное состояние Мигеля. Почему? Может быть, этому мешала обида? Может быть, потому что он сам вел себя так, словно был бесчувственным чудовищем?
— Извини, если причинила тебе боль.
— Тебе не за что извиняться. Я действительно виноват перед тобой. — Он вытер губы салфеткой. — А теперь послушай меня. Наш ребенок должен расти в нормальной семье, а таковой может быть лишь семья Гомес. Ничего не имею ни против тебя, ни против твоих родителей, но обстоятельства исключают возможность его воспитания в иных условиях.
Итак, он расспросил ее о родителях, выяснил планы на будущее и сделал вывод. Разумеется, вывод в свою пользу. Фамильная честь на первом месте. Фамильная гордость не может быть ущемлена.
— Я понимаю, как важно для ребенка чувствовать любовь и заботу окружающих. Для меня не имеет решающего значения, будет ли он носить фамилию Гомес или Мелроуз. Главное — ему должно быть хорошо. Можешь ли ты сказать то же самое о себе?
Он бросил на нее холодный взгляд.
— Ты ведь считаешь меня неспособным к проявлению каких-либо теплых чувств, зачем же спрашиваешь?
Похоже, Карина и вправду полоснула по еще не зажившей ране.
— Извини, я не хотела.
— Ладно. Десерт будешь?
— Пожалуй, нет.
— Тогда вернемся в отель. Если у тебя есть возражения против моего предложения, то лучше поговорить в отеле.
Возвращались молча. Карина чувствовала себя виноватой. Если Мигель не любит ее, это еще не означает, что он не способен любить их ребенка. В любом случае не следовало разбрасываться обидными намеками.
Карина все еще раздумывала над тем, в какую форму облечь извинение, когда они вошли в апартаменты.
— Мигель, я…
— Все, хватит. — Он потер лоб. — Я устал.
То, что такой человек, как Мигель Гомес, признался в слабости, ошеломило Карину.
Заметив ее удивление, он сухо усмехнулся.
— Считаешь, что я не могу устать, как обычный человек? У каждого из нас свой предел, только не каждый этот предел знает.
Вот как? Несгибаемый Мигель Гомес познал свои пределы? Интересно, когда это произошло?
— Я не спал практически трое суток, да и последние месяцы выдались нелегкими. Мне казалось, что самое трудное — найти тебя, что, как только это случится, все остальное урегулируется автоматически, само собой. Ты согласишься выйти за меня замуж. Мы вернемся в Нью-Йорк. Потом полетим в Ла-Плата. Я думал, что твоей злости хватит на день-два, и никак не ожидал, что встречу женщину, которая меня ненавидит.
— Я уже говорила, что не питаю к тебе ненависти.
— Да-да, я помню, ты не хочешь ненавидеть меня ради ребенка. Я понимаю. Но ты и замуж за меня не хочешь. Ты мне не доверяешь. Я в полном замешательстве. Я не знаю, что делать дальше. Как ты некоторое время назад видела в карьере актрисы единственное средство решения финансовых проблем семьи, так и я вижу в браке единственный выход из нынешней ситуации.
Теперь вздохнула уже Карина.
— Понимаю.
Она впервые видела Мигеля в таком странном настроении. Никогда раньше он не говорил о себе столь откровенно. Но самое поразительное было еще впереди.
— Мне так не хватает тебя ночами.
— У мужчины с деньгами не должно быть таких проблем.
— Я не занимался любовью с того самого дня, когда сказал тебе, что собираюсь жениться на Рафаэлле.
Теперь Карине многое стало понятнее. Для мужчины, в списке жизненных приоритетов которого секс стоял на одном из первых мест, воздержание в пару недель уже означало трагедию. Почему-то это признание Мигеля доставило ей тайное удовольствие.
— Понятно.
— Сомневаюсь. Но надеюсь, что когда-нибудь поймешь. — Он посмотрел на нее так, как смотрел раньше: с жадностью изголодавшегося хищника. — Ты могла бы мне помочь.
Она отступила к двери.
— Я хочу пораньше лечь. Мне… мне надо еще принять душ и… я давно…
Карина не закончила предложение, потому что не знала, чем его закончить, и малодушно нырнула в комнату и закрыла дверь.
Надо быть внимательнее. Мигель уже доказал, что по-прежнему имеет над ней определенную власть. Не стоит маячить у него перед глазами, предлагая себя в качестве главного блюда сексуально постящемуся человеку.
Она повернула защелку и впервые за последние пять минут спокойно вздохнула. Ей нужна абсолютная ясность ума и эмоциональная независимость, чтобы как следует обдумать сложившуюся ситуацию, а для этого необходимо прежде всего оградить себя от влияния Мигеля Гомеса.
Горячая ванна с ароматной солью и пушистой пеной и теплый душ. Стакан холодного сока на стеклянной полке. Карина блаженствовала.
