— Мой ребенок, — прошептал Мигель и посмотрел ей в глаза.
— Да, — ответила Карина, не находя в себе сил, чтобы опровергнуть это многозначительное заявление прав. — Телефон.
Мигель непонимающе посмотрел на нее. Зрачки потемнели, налившись желанием, на лбу выступили бисеринки пота, а щеки порозовели от прилива крови. Он хотел ее еще сильнее, чем она хотела его.
— Что?
— Телефон, — повторила Карина.
Мигель кивнул, поднялся, прикрыл ее одеялом и многозначительно подмигнул.
— Это еще не конец. — Он подошел к телефону и снял трубку. — Да. Здравствуй, Крис. Все получил…
Она отвернулась к стене. Сердце постепенно замедляло свой бег, в ушах уже не стучало, а мысли возвращались в привычное русло. Что происходит? Ей казалось, что прежние чувства умерли. Она была уверена, что уже не привлекает Мигеля как женщина. И вдруг…
Может быть, все дело в обычном желании? Может быть, они просто реагируют друг на друга по привычке? Ведь в памяти сохраняется некий образ раздражителя, который действует еще некоторое время после того, как сам раздражитель уже изъят.
Мигель положил трубку и повернулся к Карине. Она покачала головой.
— Это было ошибкой.
Он сразу понял, о чем идет речь.
— Нет, я так не думаю.
— Ты больше не заманишь меня в свою постель.
Мигель усмехнулся.
— Уверена?
— Да.
— Что ж, поживем — увидим.
Она пожала плечами.
— Я бы не отказалась что-нибудь съесть. Ты не позвонишь в обслуживание номеров? — Карину не тошнило, и эта новость вполне могла бы стать самой главной еще пару дней назад.
— У меня есть идея получше.
— Какая же? — осторожно спросила она.
— Давай сходим куда-нибудь.
— Хм, даже не знаю. А ты не опасаешься, что тебя кто-нибудь узнает? — Его глаза озорно блеснули. — Впрочем, если ты так хочешь, то я вовсе не против того, чтобы остаться здесь. Мы могли бы…
— Хорошо, — поспешно перебила его Карина. — Пожалуйста, дай мне пятнадцать минут.
Мигель снисходительно махнул рукой.
— Даю полчаса.
В ресторане их уже ждали. Метрдотель проводил гостей к угловому столику, украшенному серебряным подсвечником с двумя витыми свечами, и удалился, знаком подозвав официанта, который и принял заказ.
Когда принесли салат, Карина набросилась на него с таким аппетитом, словно только что вернулась в цивилизованный мир после долгого, изнурительного путешествия по пустыне. Мигель некоторое время наблюдал за ней с преувеличенным любопытством, потом удовлетворенно кивнул.
— Рина…
Она остановила его, помахав ножом.
— Меня зовут Карина. Не забывай — Рина Роуз умерла.
Он опустил глаза, словно услышал о смерти близкого человека.
— Хорошо, Карина. У тебя были какие-либо планы возвращения на сцену? Я имею в виду после рождения ребенка.
— Нет.
Мигель пожевал губами, как человек, пытающийся разгадать особенно замысловатую головоломку.
— Почему?
— Причин много.
Он улыбнулся, и она отвернулась, почувствовав, как застучало сердце.
— Ты говоришь загадками. Назови хотя бы одну.
Зачем ему это? Впрочем, почему бы и нет? Эта тема все же не так тяжела, как другие. Карине не хотелось ни обсуждать права родителей, ни обмениваться колкостями, ни предаваться грустным мыслям.
— Во-первых, мне хотелось бы проводить как можно больше времени с ребенком, особенно в первые год-два, а карьера актрисы не допускает такой возможности. Во-вторых, вести две столь отличные друг от друга жизни мне будет не по силам. Думаю, надо сосредоточиться на чем-то одном. Я свой выбор сделала.
Мигель воздержался от комментариев, но задал еще один вопрос.
— Почему ты не выступала под своим настоящим именем?
Интересно, почему он не спросил об этом раньше?
— Родители не одобряли мои увлечения. Мать приходила в ужас от одной только мысли о том, что ее дочь будет появляться на сцене перед сотнями и тысячами зрителей в довольно смелых костюмах. Она считала, что я опозорю всю семью, если когда-либо стану актрисой.
— И ты предпочла скрыться под псевдонимом? Ты не отказалась от выбранной карьеры, хотя и знала, чем это грозит. Почему?
— Малкольм в то время лежал в больнице. Они с Эрикой только-только поженились, когда он попал в страшную автомобильную аварию. У моих родителей денег не было никогда. Мать не позволяла себе работать, а отец рано вышел на пенсию по состоянию здоровья. Заключив первый контракт, я смогла оплатить лечение брата.
— А где живут твои родители?
Она вздохнула.
— В Южной Каролине есть такой городок Гринвуд. В последний раз я была там почти три года назад.
— Но ты же как-то общаешься с ними?
— Да, звоню. Каждую неделю. Раньше я посылала им деньги, но теперь такой возможности нет.
— А Малкольм?
— Он лишь недавно вышел из больницы и начал работать.
— Твои родители, что им известно о тебе?
— Немногое. Три года назад я уехала из Гринвуда в Нью-Йорк. Они знали, что я где-то работаю, но не знали, что я стала актрисой.
— И обо мне они, конечно, тоже не слышали?
— Разумеется. После того, как я перебралась в Портленд, Малкольм сообщил им, что я здесь, но не более того.
Мигель отложил вилку и недоумевающе посмотрел на нее.
— Почему ты никогда не рассказывала мне о себе? Мы прожили вместе полтора года. У меня никогда не было от тебя секретов.
— Не было секретов? А Рафаэлла Саморано? Почему ты не рассказал мне о том, что у тебя есть невеста? Почему она всплыла лишь тогда, когда ты решил избавиться от меня? — Карина сделала паузу, чтобы отправить в рот еще один кусочек восхитительной копченой лососины, заказанной вопреки возражениям Мигеля. — Так что в этом отношении мы квиты. Не изображай из себя святого, тебе это не идет.
Он развел руками, как бы признавая ее правоту.
— Ты планируешь рассказать своим родителям всю правду? О своей карьере, о ребенке. Они должны быть рады.
— Не знаю. — Карина вздохнула. — Может быть, ты и прав. Не сейчас, а попозже.
— Они могут гордиться тобой. Ты доказала, что можешь прожить самостоятельно, ты помогла брату. Уверен, они скучают по тебе.
— Наверное. Но переехать к ним сейчас я не могу. Мама все равно будет винить меня в том, что я забеременела, не позаботившись надеть на палец кольцо. Она всегда считала, что для женщины самое главное — это удачно выйти замуж.
