Итак, можно заключить, что парень его не дурачит. Существует ли вероятность, что он действительно совершит подобное ограбление, а потом исчезнет с этими бумагами? Гм.., если и существует, то ничтожно малая. А если парень бумаг не достанет, то Вигано ничего не теряет.
Но если он сумеет провернуть это дельце, то Вигано получит чертовски большой куш!
Что ж, положение у него неплохое, с удовлетворением решил Вигано и угостил себя еще одним глотком любимого пива. Тут вошел Марти:
– Слушаю, мистер Вигано? Босс обернулся к нему:
– Сейчас отсюда выходит один парень. Я хочу знать его имя, адрес и чем он зарабатывает себе на жизнь.
– Есть, сэр, – сказал Марти и исчез.
Возможно, этот шаг был лишним. Но в случае, если вся затея увенчается успехом, Вигано хотел иметь возможность принять свои меры предосторожности. Именно внимание к всякого рода мелочам, самодовольно подумал он, и составляет разницу между победителем и никчемным оболтусом.
Он тяжело поднялся с дивана, выбрал шар и силой толкнул его по желобу.
ТОМ
Когда мы с Томом обсуждали вопрос об установлении контакта с мафией, по одному пункту у нас споров не было: если бандиты вычислят нас, нам нипочем не выполнить задуманное. Мы не хотели, чтобы мафия держала нас на прицеле. Или мы вступим в контакт с Вигано и останемся для него неизвестными, или нам лучше отказаться от этой идеи и придумать что-нибудь другое.
Мы считали само собой разумеющимся, что после встречи Тома с Вигано тот пошлет кого-нибудь из своих шестерок следить за Томом. Поэтому главным на данный момент было оторвать Тома от слежки.
Последний поезд из Рэд-Бэнк на Нью-Йорк отправлялся в 0.40 с платформы Пенн-Стейшн. На этот поезд садилось мало пассажиров, особенно вечером в будни, поэтому мы его и выбрали. Кроме того, на платформу Пенн-Стейшн вела только одна лестница.
За пятнадцать минут до прихода поезда я прибыл на станцию в полной форме полицейского. Мы проверяли всю диспозицию три раза и выяснили, что поезд никогда не прибывает так рано, но решили перестраховаться. Я подошел к лестнице, выходящей на перрон, и здесь стал ждать своего часа.
Пока я там стоял, мне вдруг подумалось, что я впервые надел форму в свободный от дежурства день. Вообще-то я никогда не мечтал стать полицейским. Единственная причина, по которой я оказался в этой форме, заключалась в том, что в день призыва в армию выяснилось, что водителем танка меня возьмут. Мне предложили на выбор стать поваром, полицейским и еще кем-то, сейчас не помню. Что-то неинтересное и даже неприятное. Кроме того, еще имелись места писаря в канцелярии и клерка в бухгалтерии, но на эти работы я не подходил по результатам теста. Сам я хотел стать водителем танка, но вот – попал в полицию.
Я пробыл в военной полиции полтора года, одиннадцать месяцев из которых служил в оккупированной зоне Вогельвех, что за Кайзерслаутерном, в Германии. Я оценил эту службу по достоинству. Я таскал кольт 45-го калибра, от которого набил себе на бедре здоровенные синячищи, стрелял в цель, патрулировал город ночью на джипе, растаскивая белых и черных солдат, которые то и дело цеплялись друг к другу и затевали жестокие драки. До призыва в армию у меня не было никакой работы, я имею в виду, ничего такого, к чему я хотел бы вернуться; учеба в колледже меня тоже не привлекала. Поэтому, когда я окончил службу в армии, передо мной встал вопрос, чем я буду зарабатывать себе на жизнь, и ответ оказался простым и ясным. Продолжать делать то, что делал до этого. С коричневой моя форма изменилась на синюю, вместо тяжелого кольта я получил револьвер 38-го калибра, и нужно было быть чуточку осторожнее с людьми, но в остальном все осталось так же, как в армии.
Поначалу самым приятным мне показалось перевоплощение из военного в гражданского служащего. Но со временем одна и .та же работа начинает приедаться, надоедает и раздражает, причем не важно, в чем она заключается. Не важно, носишь ты оружие или нет, разъезжаешь по городу или сидишь на одном месте; она надоедает, и все, тут уж ничего не поделаешь.
Долгое время мне казалось: вот-вот найдется что-нибудь, что сможет как-то придать смысл жизни, пробудить к ней интерес, даже если приходится заниматься надоевшей и противной работой. Жениться, например, – что я и сделал. Завел детей. Переехал из своей квартиры на Лонг-Айленд. Но это все похоже на вершины гор, на которые тебе удалось забраться, но не будешь же постоянно жить на самой вершине, приходится спускаться в долину, а там тебя и поджидает однообразная каждодневная жизнь.
И между отдельными восхождениями на горные вершины она занимает слишком много времени.
Пару последних лет я думал о женщинах, ну, хотел приволочиться за какой-нибудь красоткой, девочкой в моем же районе. Я был почти уверен, что такое развлечение на стороне поможет стряхнуть с себя цепенящую скуку хотя бы на время, но почему-то все никак не мог к этому приступить. Сердцем меня не очень тянуло на такие приключения. Я понимал, что это вполне возможно, лично знал нескольких ребят, которые таким образом устроили свою личную жизнь, но, вероятно, мне не хватало уверенности или энергии для первого шага, то есть попытаться пристальнее вглядеться в жен моих друзей, а не просто гадать, какими они бывают в постели. Скорее всего, подспудно я хотел оградить себя от разочарования, которым может в конце концов обернуться идея завести связь с посторонней женщиной. А эта боязнь разочарования не оставляла мне возможности возродиться к жизни...
Я услышал, как внизу подходит поезд. Он так заскрежетал тормозами, что их, наверное, был слышно в Нью-Йорке. Я стоял в начале лестницы, прислонившись к перилам, и смотрел вниз. Бетонные ступени лестницы сделаны довольно широкими, так что по ним могли подниматься плечом к плечу три человека, а стены перехода облицованы ядовито-желтым кафелем.
Том первым достиг лестницы, как и было условлено. Если бы я уже не видел его в маскараде, то так и не узнал бы. Парик был другого цвета и длиннее, чем собственные волосы Тома, и менял полностью силуэт его головы. Кроме того, усы почему-то молодили моего приятеля. А очки с толстой оправой совершенно изменили выражение его лица, и он стал похож на какого-нибудь бухгалтера.
Что касается меня – главной моей маскировкой был полицейский мундир. Люди редко видят за формой конкретного человека. Единственным дополнением являлись отвислые усы, как у шерифа из вестернов, да и то я прицепил их скорее для понта, чем из острой необходимости. И так никому и в голову не придет связать меня с Томом.
За Томом к станции подошли человек десять – двенадцать – обычное количество пассажиров на этот поезд, и мне не очень трудно было угадать среди них людей Вигано. Их оказалось трое, одетых по-разному, но в каждом безошибочно по жестокому лицу и накачанным плечам угадывался бандит.
Удивительно, как сильно меня поразило появление этих троих среди кучки людей, поднимающихся за Томом по лестнице. Видимо, до настоящего момента я так и не верил в наше предприятие: не верил, что Том пройдет через все это, или что Тому удастся встретиться с Вигано, или что Вигано станет его слушать и поверит ему. Но вот доказательство, что встреча произошла, иначе три накачанных парня не двигались бы сейчас за моим другом.
