— Конечно, лох, — начал успокаиваться Шеф. — Сом, он тебя что, на наковальне ровнял?
— Да я бы его, Натолич… — оправдывался Сом.
Шеф затопал по комнате. Скрипнула дверь в спальню, и снова молотом обрушился крик:
— Кто валялся на кровати? Пояс, ты?
— Я, Анатолич, почти сутки не спал.
— Вижу, что ты — такая вмятина.
Шеф опять разошёлся:
— Ничего нельзя доверить! Бардак устроили, ковёр чуть не испортили! Я обещал хозяину…
Голова разламывалась, и я попросил:
— Нельзя ли потише?
— О, очухался, придурок, — сообразил Сом.
— Подними его, Пояс, — приказал Шеф и снова заорал: — Стас, готово?
— Три минуты, шеф, — отозвался из кухни Стас. — Чайник только вскипел.
Пояс рывком поднял меня и опустил на тот самый стул, только уже без спинки. Комната пошла ходуном. В голову ударила такая боль, что я никак не отреагировал на кипящий чайник.
Я медленно открыл глаза. Полоснул дневной свет. Я зажмурился и снова открыл. Передо мной стоял маленький, квадратненький, почти лысый мужичок в отлично сшитом костюме под фирменным плащом нараспашку и с интересом меня разглядывал.
Я осторожно покачал головой:
— Ну и дисциплинка тут у вас.
Из кухни появился Стас с чашкой в руках и протянул Шефу. Над чашкой шёл пар.
Я задергался. Пояс положил руку мне на плечо и вдавил в сиденье.
Шеф взял чашку и спросил:
— Стас, а почему чай? Ты же обещал кофе.
— Кофе Пояс вылил, говорит, отравлено.
— Так он вам еще и кофе отравил?
— Я как-то книжку читал, так там пишут: кофе — мертвый продукт, а когда остынет и постоит — вообще яд, — поспешно объяснил Пояс.
— Какую книжку?
— Да я не помню. Как триста лет прожить, Андреева.
Шеф подозрительно заглянул в чашку.
— Хорошо, что не Малахова.
Кажется, ни ошпаривать, ни колоть меня не собирались. Я воодушевился, насколько позволяли явные признаки сотрясения мозга. Сверчок же начал раздражаться. Он мог не есть, не пить, не курить сутками, и у него голова не болела.
— Пора бы и мной заняться.
Шеф посмотрел на меня с отвращением:
— Пора. Дайте ему вытереться. Да не полотенце! Платок, да и намочи его, Чарик.
Чарик принёс мокрый платок и подал его Шефу. Шеф подал его мне. Иерархия.
— Мне что, ногой взять?
— Отстегни его, Пояс.
Пояс снял один наручник, подумал и пристегнул его к ножке стула. Я с трудом вынул руки из-за спины, расправил плечи. Руки и плечи сразу заболели. Я взял платок и осторожно провел по левой стороне лица. Платок покраснел, защипало бровь. Заболело все.
Пока я оттирался, Шеф пил чай, остальные молчали. Видимо, Шеф должен сказать или сделать что-то очень мудрое, после чего я сразу расколюсь, что это я украл Ленку из собственного офиса, и покажу на карте области место, где я её закопал.
Наконец Шеф допил и передал чашку Стасу. Сом пододвинул к нему стул. Шеф сел и обратился ко мне:
— В общем, так, парень. Ты вляпался в дерьмовое дело. Вляпался по уши и уже стал нести за это ответственность, хотя и дело это не твое, ты просто конечный исполнитель. С этим все ясно, и убивать тебя никто не собирается. — Он помолчал немного и, не дождавшись благодарности, продолжил: — Ты можешь еще поприкидываться крутым, но это глупо. Ты все равно скажешь. К тому же я ее найду и без тебя, но через тебя — быстрее, а я — очень занятой человек. Как видишь, разница только во времени ив том, здоровым ты ответишь или переломанным на мелкие кусочки. Ну, как?
Боль утихла, и я осторожно пытался соображать. Клин меня куда-то подставил, с этим все ясно. Но при чем тут Ленка? В это я просто не был посвящен, И еще одно я понял твердо: за правду будут бить. Что говорить, что делать, я не знал.
— Зачем она вам? — спросил я.
Шеф помолчал, подумал и тоже решил врать напропалую:
— Допустим, я — папа.
Не может быть у мышки папа — лев. Его ложь почему-то воодушевила меня. Я продолжал тянуть время:
— Ну и как там, в Ватикане?
— Дай ему, Пояс! — взревел Шеф. — Разбей ему башку и размажь по стене его дурацкие мозга.
Пояс схватил меня за горло и дернул вверх. Я снова скрючился от боли.
— Подожди, Пояс.
Шеф вспомнил все-таки обещание, данное старому другу, и сыграл отбой. Он засопел, успокаиваясь, полез в карман и вынул бумажник. Ну что ж, за десять тысяч долларов я сознаюсь.
— Смотри сюда, придурок! — Шеф вручил мне фотографию. — Узнаешь?
Фотография была старая, мятая, надорванная с края. На ней улыбался совсем молодой и совсем незнакомый мне парень на фоне какого-то памятника. На руках у парня сидела печальная мартышка, поводок тянулся от ошейника за кадр.
Я перевернул фото и прочел:
— На вечную память от Виктора.
— Ну?!
— Я плохо разбираюсь в обезьянках, — сказал я задумчиво и тут же вскинулся: — Я имею в виду, мне надо подумать.
В глазах Шефа вспыхнуло и погасло бешенство.
— Подумай, подумай. Хоть полминуты. А чтобы тебе легче думалось, поимей ещё в виду вот что. Я знаю, кто он, где живёт и чем занимается. Я знаю, что его нет в городе. Он прячется где-то на даче, и что она сейчас находится там же. Или не так?
— Так, — ответил я. — Все сходится.
— Так что ты никого не продаешь. Завтра, послезавтра я все равно найду эту дачку. Но мы с тобой поедем туда сегодня. Так?
— Полминуты ещё не началось?
Шеф закрутил головой:
— Ну, полный идиот!
Лица Чарика и Сома вытянулись, даже Пояс отпустил моё плечо.
— Так вы сами уже всё узнали, шеф? — спросил из кухни Стас.
— Всё, кроме одного: где эта чертова дача, — ответил Шеф, потом ухватил суть вопроса, оглядел свою команду, усмехнулся и веско добавил: — Предложение остается в силе. Кто найдёт её первый. Целой и невредимой.
Мужики повеселели и повернулись ко мне. Я вернул фотографию Шефу.
Меня на ней не было, и я её никому не дарил. Зато я успел хорошо разглядеть мужчину, стоящего вполоборота метрах в трёх за улыбчивым похитителем чужих секретарш. Разглядеть, узнать и кое-что прикинуть. И если Шеф был так уверен, что Ленка находится на этой таинственной даче, то я знал, как её найти.
3
— Я не знаю, где дача. Так начался мой подъем на гору истины по тонкому канатику лжи. Шеф нахмурился:
