– Не надо! – Пьер сел рядом и убрал ее руки. – Не надо, лучше не снимайте маску.
– Почему?
– Кто-нибудь может войти, это опасно.
Эйнджел кивнула. Он прав. Не хватало только, чтобы ее узнали в этом доме. Она потянулась к полупустому бокалу, но Пьер перехватил ее руку и поднес к губам. Никто еще не вел себя с ней так почтительно и… нежно. Эйнджел улыбнулась ему слегка пьяной улыбкой.
– Вы позволили мне сопровождать вас на маскарад, миледи, и я польщен этой честью, но продолжаете относиться ко мне как к чужому. Вы ни разу не назвали меня по имени. Почему бы не начать сейчас? Мы одни, рядом никого нет.
Эйнджел никак не могла сосредоточиться на том, что говорил Пьер. Что-то было не так, но она никак не могла сообразить что.
– Я… я благодарна вам… Пьер… что привели меня сюда. – Эйнджел умолкла. Наступило какое-то неловкое молчание. Пьер выжидающе смотрел на нее.
Наверное, он ждал разрешения называть ее по имени, но язык не слушался. Да и вообще… он, конечно, мил и обаятелен, но кто он? Она же почти ничего о нем не знает. Да и Роузвейл ли он?
Эйнджел решила подождать. Если он Роузвейл, сейчас возмутится.
Пьер тяжело вздохнул и, повернув Эйнджел лицом к себе, легонько поцеловал ее в губы. Это произошло так быстро, что Эйнджел не успела даже воспротивиться. Но губы запомнили вкус поцелуя. Эйнджел прикрыла глаза. Так приятно. Если она посидит вот так, с закрытыми глазами, произойдет еще что-то…
Пьер коснулся губами уголка ее рта, потом поцеловал в щеку. Прикосновение его губ было таким легким и нежным… Его руки заскользили по ее шее, груди, и Эйнджел чувствовала, как от его прикосновений кожа покрылась пупырышками. Как приятно. Ни один мужчина никогда не был с ней так нежен. Муж, если и касался ее, то это означало лишь, что он сейчас грубо возьмет ее. А с Пьером… Эйнджел словно попала в другой мир.
Пьер пробормотал что-то невнятное. По-французски? Какая разница? Она хочет испытать до конца то прекрасное, что ей открылось…
Пьер отодвинул прядь волос и поцеловал ее за ухом. Эйнджел замерла от удовольствия.
Он придвинул ее ближе к себе. Она не сопротивлялась. Пусть все будет как будет.
Поцелуи становились все настойчивее. Легкости и нежности больше не было. Пьер крепко притиснул свои жесткие губы к ее губам, заставляя ее открыть рот.
Эйнджел в испуге распахнула глаза. Она попыталась отодвинуться, но он не отпускал, а лишь сильнее впился в ее рот.
Это длилось, казалось, бесконечно. Наконец он на какую-то долю мгновения поднял голову и, глядя перед собой, простонал:
– Ах, Жюли! Жюли!
Потрясение придало Эйнджел силы, которой она и сама от себя не ожидала. Резко вырвавшись из рук Пьера, она оттолкнула его на край дивана.
– Вы целуете вовсе не свою сестру, сэр! – возмутилась она и вскочила на ноги. – Так вот вы какой! Прошу вас немедленно уйти! – Пьер хотел что-то сказать, но Эйнджел отмахнулась. – Обо мне не беспокойтесь, я уж как-нибудь сама доберусь до дома. Да я скорее позволю распоследнему англичанину проводить меня, чем такому, как вы.
Эйнджел развернулась на каблуках, выбежала из комнаты и остановилась, прислонившись к двери. Господи, что все это означает? Выходит, он был нежен с ней лишь потому, что она похожа на его сестру? Поэтому и не разрешил ей снять маску?
Эйнджел покачала головой. Как жарко, и голова такая тяжелая, и перед глазами все ходит ходуном. Надо ехать домой. Наемная карета стоит недалеко от входа, надо просто сесть в нее и приказать кучеру ехать на Беркли-сквер. И все будет в порядке.
Да, но, если она уедет, все на этом и кончится, а она так ждала этого мига свободы.
Вдали играла музыка, доносился оживленный гомон. Эйнджел застыла в нерешительности. Ей так понравился вальс. Ведь именно для этого она приехала сюда – чтобы делать то, что ей хочется. Танцевать, флиртовать, веселиться. У нее же никогда такого не было! И все так быстро закончится?
Эйнджел стояла, покачиваясь в такт доносившемуся из зала вальсу. Может, вернуться туда и просто постоять, послушать? Почему бы нет? Она вернется, выпьет еще немного охлажденного вина, а то очень жарко, и просто постоит в сторонке. Пьер не осмелится прийти, так что бояться нечего, а ее, может быть, кто-нибудь пригласит на танец. На маскарадах представляться не обязательно, все прячутся под масками. Да-да, так она и сделает.
Эйнджел попыталась поправить прическу. Без зеркала это было трудно, но она на ощупь убедилась, что все локоны вроде бы на месте. Глубоко вздохнув, Эйнджел вошла в зал.
– Макс!
В зале было так шумно, что он не услышал. Луиза придвинулась к нему и заговорила на ухо:
– Макс, смотри! Кажется, с твоей кузиной не все в порядке. – Она показала кивком туда, где прежде стояли баронесса и ее кавалер, а теперь была лишь одна баронесса, немного растрепанная и, кажется, чем-то расстроенная. На их глазах она взяла бокал с шампанским и припала к нему губами.
– Боже правый, этот подонок напал на нее! – вскрикнул Макс немного громче, чем надо было.
– Тихо! – шикнула на него Луиза, озираясь.
– Луиза, я…
– Да-да, быстро иди к ней. А обо мне не беспокойся, мой дорогой, я вполне способна позаботиться о себе. Знаешь, мне, наверное, лучше просто уехать, я возьму карету, если ты не против.
Макс был тронут.
– Милая моя, ты редкая женщина, – проговорил он, целуя ей руку, и, протискиваясь сквозь толпу, повел Луизу к выходу.
– Я сразу же пришлю карету обратно, – с улыбкой проговорила Луиза. – И будь добр к ней, – прошептала она, наклоняясь к его плечу, и, сделав короткий реверанс, вышла.
Чего-чего, а уж добрых чувств Макс не испытывал. Кузина заявилась на маскарад, на который не придет ни одна уважающая себя светская женщина. К тому же она испортила вечер Луизе, а ему придется вытаскивать ее из затруднительного положения. Макс кипел от злости.
Баронесса стояла у двустворчатой двери, одна. Было видно, что ей жарко, прическа уже не выглядела безукоризненной, как прежде, да и маска сидела кривовато, но платье было в полном порядке. Можно было предположить, что дело не зашло слишком далеко.
– Добрый вечер, мадам, – ровным тоном проговорил Макс, останавливаясь рядом. Он был полон решимости на этот раз держать себя в руках.
Кузина обратила на него неузнавающий взгляд – недаром Макс так старался изменить свою внешность.
Он уже открыл было рот, чтобы сказать ей, кто он такой, но она опередила его:
– Добрый вечер, сэр. – Она присела в реверансе. – Тут замечательно, да?
Ее глаза игриво смотрели на него поверх бокала. Что она творит, эта женщина?! Неужели не понимает, как опасно ей быть в таком месте?
