— Селедку можно есть только в великий пост, — доверительно сообщил цыган. — Вот, мой друг, угощайся. Отведай пирога со свининой и глотни доброго эля, чтобы кусок не застрял в горле.
— Благодарю, милорд.
Милорд? Лине едва не поперхнулась пирогом. Неужели Гарольд действительно назвал этого простолюдина милордом? Она закашлялась, и глаза у нее увлажнились.
— Вероятно, первый глоток следует сделать вам, — подмигнув, заявил цыган и хлопнул ее по спине.
Она выхватила из рук Дункана кувшин с элем и сделала большой глоток. Отдышавшись, она вернула кувшин ему.
— Гарольд, это не твой лорд, — упрекнула она слугу и повернулась к цыгану. — Мой слуга и я были вполне довольны селедкой.
— Угу, — он смеялся над ней, и она понимала это.
— Я не заплачу вам за то, что съест мой слуга, — сообщила она.
— Я на это и не рассчитываю.
Отлично, решила Лине, по крайней мере мы друг друга понимаем.
Она отряхнула крошки с юбки и покосилась на фруктовый десерт. Пирожные выглядели весьма соблазнительно — золотистые, нежные и наверняка тающие во рту. Интересно, с чем они, с яблоками или вишнями? При мысли о том, что они, должно быть, очень вкусные, у нее потекли слюнки. Она облизнула губы. Яблочное или вишневое?
Она едва не прикусила язык. Может статься, решила она, если она подыграет ему и на самом деле разделит его угощение, цыган быстрее оставит ее в покое.
— В качестве платы, — заявил цыган, прервав ее размышления, — я прошу всего лишь о небольшой благодарности.
— Благодарю вас, милорд… еще раз, — повторил Гарольд с набитым бараниной ртом. На его лице отразилось смущение.
— Он не лорд, Гарольд! — словно рассерженная кошка, прошипела Лине и повернулась к цыгану. — Что вы подразумеваете под «благодарностью»?
— Я купил для вас отличное угощение, — объяснил цыган, — и я отвадил грабителей от вашего лотка. Это наверняка стоит…
— Грабителей? О да, вы отпугнули грабителей, а заодно и лордов с супругами и вообще всех, у кого в кошельке завалялась хоть одна монета! Сегодня я заработала столько, что не хватит на обед и нищему, поскольку вы расположились напротив и наблюдали за мной, как… ястреб на охоте.
— В самом деле? — протянул он, раздражающе и самодовольно улыбаясь. — Знаете, если бы вы больше следили за своими покупателями, а не пялились ежеминутно на меня…
Кровь прилила к ее лицу.
— На вас? — возмущенно завопила она. — На вас? Я никогда… Это вы смотрели… О!
По его многозначительной ухмылке Лине поняла, что цыган не поверил ни единому ее слову. И еще она поняла, что если будет продолжать в том же духе, то навлечет на себя еще больший позор. Она сунула ему недоеденный пирог, отряхнула руки и, призвав на помощь все свое достоинство, принялась складывать ткани.
Этот мужчина — самодовольный нахал, подумала она, встряхивая отрез камвольной шерсти, если он считает, что ей интересно смотреть на него. Ради всего святого, он простой крестьянин — грязный, бессовестный простолюдин, а она… она — леди. Или почти леди. Нет, что бы он там ни говорил, это он глазел на нее. Она была в этом уверена.
Лине швырнула сложенную камвольную шерстяную ткань на прилавок и взялась за другой рулон.
Гарольд, ничуть не смущаясь, продолжал запихивать дармовое угощение за обе щеки, облизывая пальцы и закатывая от удовольствия глаза. Наверное, ей следовало бы остановить его. В конце концов, он — ее слуга. Она могла бы заставить его перестать поглощать еду. Но он выглядел таким счастливым, а пироги с мясом были такими вкусными. Цыган доедал остатки ее пирога, хотя оставалось еще много еды. В животе у нее забурчало.
Она принялась складывать ткань вчетверо.
Лине снова взглянула на фруктовые пирожные. Они покоились на бедре у цыгана, который сидел, привалившись спиной к палатке. Если он будет неосторожен, то они могут упасть на землю и испортиться. Хотя с яблоками ничего особенного не случится, а вот вишни…
У нее снова потекли слюнки.
Она разглаживала материал широкими размашистыми движениями. Когда девушка подняла голову, цыган сидел с перепачканными жирным коричневым соусом губами. Она закусила губу и сложила ткань пополам.
— М-м, нет ничего лучше молодой английской баранины, правда, Гарольд? — проворковал цыган, вытирая рот рукавом.
— Так оно и есть, милорд, — согласился Гарольд и бросил на Лине быстрый извиняющийся взгляд. — Э-э… так оно и есть.
Лине вцепилась в прилавок обеими руками, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Предстоящий ужин вяленой селедкой казался ей все менее привлекательным.
— Вы можете уйти сразу же, как только закончите ужинать, — сухо заметила она.
— Я не могу съесть все это сам, — рассудительно заявил цыган. — Помогите мне. Я обещаю, что больше не заставлю вас краснеть.
Разумеется, от этих слов ее щеки снова запылали. Она попыталась не обращать на это внимания и не замечать взгляда его пронзительных синих глаз.
— Я не голодна, — солгала она. — И особенно мне не хочется… яблочных пирожных.
Улыбка его была подобна меду.
— Они с вишнями.
Она сделала глотательное движение. Она обожала пирожные с вишнями. Но они были куплены на деньги цыгана, а тот, без сомнения, добыл их из чужих кошельков.
— И они еще теплые. — Его синие глаза были такими же соблазнительными, как и сладости, которые он предлагал. Наверное, у дьявола тоже были такие же, когда он искушал Еву отведать запретный плод.
Она заколебалась.
— Я даже не буду заставлять вас съесть сначала всю вашу невкусную селедку, — поддразнивал он ее, комично нахмурив брови.
Против своей воли Лине улыбнулась.
— Я возьму только одно, — решила она, — а потом вы уйдете. У меня нет привычки жить на чужие подачки.
Дункан постарался скрыть изумление. Надменная торговка вела себя так, словно делала ему одолжение, соглашаясь принять пирожное из его рук. Но с какой жадностью она впилась в него, закрыв от наслаждения глаза. На ее губках остались капельки вишневого сока, и Дункану вдруг очень захотелось слизнуть их.
Но вот она язычком слизнула сок, ей он, без сомнения, тоже нравился. Подобное выражение он видел сотни раз на лицах детей, которых он подбирал с улицы, — это экстатическое чувство они испытывали, когда впервые пробовали апельсины или леденцы. Но Лине не была сиротой-беспризорницей. Наверняка она уже съела не одну корзину сладостей.
И он вновь ощутил уверенность в том, что еще ни один мужчина не касался ее. Глядя на ее сверкающие глаза, безупречную кожу, пухленькие губки и роскошные волосы, ему все-таки трудно было поверить в это.
Она была и оставалась загадкой, эта торговка шерстью, которая могла быть одновременно такой хитрой и очаровательно наивной. Сочетание было интригующим, но и опасным. Ей действительно повезло, что он взял на себя заботу о ее безопасности.