— Девочка, ты что, спятила? — Синяя Дама встала и оглянулась. — Что здесь вообще происходит? Зачем это мне нужно считать до десяти?
— Потому что за это время сюда успеет прийти лейтенант милиции Царев, который занимается вашим делом. Или вы признаетесь в том, что имеете отношение к похищению моей мамы, Ларисы Ветровой, или вас сейчас же арестуют!
— Ах ты, маленькая дрянь! — и Синяя Дама бросилась на Машу, собираясь ее ударить.
— Вот уж не ожидал вас здесь встретить, Альбина Георгиевна, — из спальни вышел Соломон, при виде которого Альбина Георгиевна побледнела, как бумага, и схватилась за сердце.
— Ах вот ты где, дорогой, а я все думаю, что это за игры такие устроил Ефим… И давно ты здесь? Вы с ним заодно?
— Я не знаю, о чем и о ком вы говорите, но сейчас, по-моему, самое время вам вернуть мне то, что вы присвоили себе, пользуясь своей властью…
Неожиданно появившиеся в комнате Сергей Горностаев и Никита были совершенно сбиты с толку. Они с любопытством смотрели на Соломона, который буквально на их глазах превращался из доброго, симпатичного мальчишки в жесткого, способного на любой поступок, детдомовца. Боль, гнев, отчаяние и возмущение горели в его взгляде. Видно было, что он испытывал к стоящей перед ним женщине самые отрицательные чувства. Больше того, чувствовалось, что он ненавидит ее. И как бы в доказательство этому Соломон, приглашая всех присутствующих в свидетели, сначала представил им Синюю Даму:
— Знакомьтесь, это Альбина Георгиевна, та самая воспитательница, о которой я вам рассказывал. Она украла у меня золотой медальон, который я ношу с самого рождения и по которому меня, быть может, ищет моя мать. И пусть даже мне все равно, найдет она меня или нет, но этот медальон мой, и она должна мне его вернуть. Вы же знаете, Альбина Георгиевна, в каком обществе я сейчас вращаюсь и какие у меня появились связи… Не гневите Бога и верните мне медальон… Сам Бог послал вас сюда…
Маша, слушая эту вдохновенную речь Соломона, в который уже раз отметила про себя, как интеллектуально развит этот «бомж», раз умеет так строить фразы и так стильно выражаться, словно его и на самом деле воспитывали в богатом доме бонны и гувернеры.
— Вы его не слушайте, — воскликнула, краснея от волнения, Альбина, — все детдомовские или интернатские такие. У них никого нет, ни матери, ни отца, так они выдумывают себе их. И сочиняют про какие-то золотые медальоны, про какое-то богатство, о котором мечтают. Это же ущербные дети, с подорванной психикой, они очень опасны… Вот ты, девочка, ты только посмотри на него, это же урод, совершенный урод. Его мать оставила на вокзале, а добрые люди привели в детдом. Разве от нормального и здорового ребенка матери отказываются? Да даже если бы она и была жива и вообще существовала, разве не стала бы его искать?
По щекам Соломона текли слезы. Но слезы не жалости к самому себе, а скорее слезы бессилия перед этой взрослой, потерявшей всякую совесть, женщиной. Конечно, будь на ее месте мужчина, Соломон бы превратил его в фарш. Так, во всяком случае, показалось Сергею Горностаеву.
— Вы не ответили на мой вопрос, — повторила Маша довольно громко, чувствуя поддержку со стороны своих друзей и нисколько не боясь Альбину. — Какое отношение вы имеете к Ларисе Ветровой? Ведь вы же пришли сюда не случайно!
— Зачем я сюда пришла — это мое личное дело, и я ни перед кем не собираюсь отчитываться. А вот JCTO вы такие и что делаете в чужом номере? Я понимаю еще, что здесь находится этот… ненормальный, — она мотнула головой в сторону Соломона. — Но вы-то кто такие?
— Вчера тот человек, которого вы называете Ефимом, насильно увез из Москвы мою маму, Ларису Ветрову, — с трудом подавляя в себе раздражение, повторила Маша, — мы устроили здесь засаду, но мамы здесь не оказалось. Сейчас ее разыскивает милиция, весь город поднят на уши, а вы делаете вид, что ничего не знаете?!
— Значит так, детки, черт бы вас побрал, или вы немедленно отдаете мне ключи от этой двери, и мы делаем вид, что друг друга не видели и не знаем, или же я вынуждена буду тотчас позвонить в ту самую милицию и сдать им этого субчика…
Понятное дело, что речь снова шла о Соломоне.
— Ведь он же сбежал из интерната, его ищут, это преступник, самый настоящий преступник. И если вас, детки золотые, увидят в его обществе, вы пойдете на нары вместе с ним, и даже ты, девочка…
Вы можете идти, — вдруг сказал Соломон, подходя к двери и открывая ее ключом, который к тому времени уже был у него. — Вы довольно известная фигура в городе и навряд ли вам удастся скрыться. Но я вас еще найду…
И тут произошло еще что-то такое, о чем Маша еще долго будет вспоминать. Соломон, прежде чем выпустить эту бледную Синюю Даму по имени Альбина Георгиевна, вдруг протянул руку к ее груди и рванул на себя. Одно мгновение — и черный шелковый шнурок был сорван. В Соломоновой ладони сверкнул медальон.
— Ах ты… — воспитательница интерната выругалась по-матросски грубо и непристойно, после чего, бросив через плечо: «Ты еще заплатишь мне за это…», бросилась бежать по коридору. Еще мгновение, и они услышали звук раскрывающихся дверей лифта.
— Это действительно твой медальон?
— А ты думаешь, что мне нужно чужое? Но это еще не все. Она украла у меня мою одежду, по которой я мог бы доказать, кто я и откуда. У меня были вещи, на которых мама вышивала наши семейные метки — но Альбина выкрала их у меня.
— Но зачем?
— Думаю, что из вредности. Она детей вообще терпеть не может, у нее и своих-то никогда не было. Считаю, что таким не место в интернате. А вы бы видели, какие сумки ей привозят из деревень родители тех, кто вынужден доучиваться в городе… Да что там говорить!.. — он махнул рукой. Говоря это, он смотрел на свою ладонь, на которой сверкал довольно большой плоский медальон желтого металла, очень даже похожего на золото.
— Скажи, а почему тебя зовут Соломоном? — спросила Маша. — И кто тебя так прозвал?
— В интернате вот из-за этого медальона и прозвали. Соломон — это такой царь, умный и богатый, он считается образцом справедливости. Может, слышали когда-нибудь выражение «Соломоново решение»?
Слышали, — ответил за Машу Горностаев. — Но сейчас нам, по-моему, пора уносить отсюда ноги. Думаю, что для того, чтобы выследить этого Ефима Борисовича, который называет себя Ветровым Николаем Петровичем, нам не обязательно находиться в гостинице. Это рискованно. Думаю, что за ним можно понаблюдать и с улицы. А вдруг они сейчас вернутся сюда вместе с Ларисой?
И тут они услышали грохот.
Возле окна стоял, открыв от удивления рот, Пузырек. Трясущимися руками он тянулся к Маше и дрожащим голосом произносил какие-то нечленораздельные звуки:
— Я… то-тольк… хо-отел п-поиг-гра-рат-ть, залез-за-ть в ч-чем-дн…
Упавший с неимоверным грохотом чемодан раскрылся, и Маша закричала, увидев в нем скрюченное белое тело в разорванном белье. Это была Лариса Ветрова.
