– Очень мило с твоей стороны, Джеймс. Но мы хотим попасть к себе домой. – Оливер достал бумажник. – Нам этого очень хочется.
Джеймс заулыбался. Выбрал в связке еще один ключ.
– Может, это вдохнет в замочек душу. – И с этими словами ушел вверх по лестнице.
Оливер и Элизабет ждали его в холле. Оливер упрямо молчал.
– Что это вы здесь стоите? – спросила Руфь, поднявшись по лестнице. – У вас захлопнулась дверь? А что, Айры еще нет?
– Джеймс вот-вот спасет нас через пожарный выход, – сказал Оливер. – Но я должен стоять тут с деньгами, чтобы он со следа не сбился.
– Может, зайдете, присядете? Вы оба такие измученные.
– Благодарю, Руфь, но мы здесь подождем. Его слова, похоже, напугали Руфь. Еще бы – услышать, как Оливер отказывается от бесплатного ужина.
– Если понадобится наша помощь – скажите. – И она ушла в квартиру.
В запахе Оливера я почувствовал привкус бешенства.
– Сколько, черт побери, можно тащиться до этого пожарного выхода?
Из квартиры послышалось тихое треньканье, стук упавшего на ковер фарфора, затем громкий треск. Оливер вцепился в дверную ручку и заревел:
– Какого черта вы творите? У вас что там, слоновьи скачки?
Наконец дверь открылась, и из темноты показалось сияющее лицо Джеймса.
– Очень, очень внутри темно.
– Да, – сказал Оливер и вручил Джеймсу доллар. Тот посмотрел купюру на свет. Мы с Элизабет вошли в квартиру следом за Оливером.
Не сняв пальто, Оливер прошел в гостиную, плеснул себе мартини и повалился в кресло. Элизабет бросилась к осколкам вазы у окна. Поцокав языком, сложила их вместе.
– Я думаю, ее еще можно склеить.
Он не обернулся, когда она прошла мимо него в кухню. Некоторое время спустя она крикнула:
– Все готово!
Он снял пальто и сел за стол. Элизабет с тревогой наблюдала, как он ест. Он не поднимал глаз и не разговаривал.
Не вытерпев, она сказала:
– По-моему, вазу можно склеить. – Он кивнул и продолжил жевать. – Тебе она все равно не нравилась. Ты говорил, она вычурная. – Оливер не отвечал. Ей кусок в горло не лез. – В чем дело? Доллар? – Она достала из сумочки банкноту и положила перед ним на стол. Он убрал доллар к себе в бумажник.
Вскоре Оливер прикончил столько еды, что хватило бы всей колонии на несколько месяцев. Громко рыгнув, он вернулся в гостиную. Элизабет бросила вилку в салатницу. Убрала со стола, вымыла посуду. И замерла в дверях кухни, глядя, как муж продолжает пить и читать газету.
В конце концов он заговорил.
– Мне не нравится, что моя жена публично заигрывает с соседом-семитом.
– Господи, Оливер, о чем ты? Мы пытались дверь открыть.
– Ты свободная женщина, и я далек от того, чтоб учить тебя жить. Я только прошу капельку приличия. Принимай мужчин в квартире, по крайней мере.
– Как ты можешь так говорить обо мне и Айре? Он же твой друг Как тебе не стыдно.
– Мне больше нечего сказать, – надменно заявил он.
Она ушла в спальню. Через некоторое время он последовал за ней. Когда я туда добрался, свет уже погасили. Оба лежали в кровати: Элизабет – свернувшись калачиком, спиной к Оливеру, а тот – на спине, утонув обширным задом в матрасе. Его глаза были открыты.
Что такое, Оливер? Ты лежишь рядом с восхитительной женщиной, окутанный ее запахом, – быть может, твоя решимость уступает похоти? Возьми ее, мужик. Имеешь право. Но нет. Не годится показывать ей, что ты ее хочешь; она ведь тебя обманула, да еще публично. Придется ей сегодня побыть одной.
Элизабет скоро заснула. Оливер слушал мерное дыхание и разглядывал жену. Он громко вздыхал и дергал одеяло. Он ворочался с боку на бок, но ее не будили даже сейсмические колебания матраса.
Я почти не сомневался: сейчас Элизабет не собирается обманывать мужа. Но это не имеет значения. Если я усилю трения между нею с Оливером, любые зачатки расположения к Айре перерастут в желание изменить с ним мужу. Жестокость обратит ее взор к любезному, интеллигентному человеку (Айре) – и, быть может, Айру – к его деньгам.
Я был так доволен результатами, что решил как-нибудь провернуть этот номер с дверью в соседней квартире. Интересно, подыграет ли Руфь – вообразит ли, что за моими проделками маячит хорошенькое соседкино личико.
Я подобрал с подушки светлый волос Элизабет и вернулся домой.
Перезрелый арбуз
Вставив ключ в дверь, Айра украдкой глянул через плечо, но в квартиру вошел без промедления. Сел за кухонный стол читать почту. Целая пачка писем с просьбами о помощи: боль сердечных терзаний, искренние истории о больных и бедняках, а также о больших ярких зверях и птицах – все они плохо приспосабливаются, всем грозит вырождение. Мольбы пришли по адресу.
Позвонили в дверь. Айра поправил галстук и пошел открывать.
– Чему радуешься? – рявкнул сиплый голос гетто. Это был Руфус.
– О, входи. Какой сюрприз.
Обычно Руфус приходил в пятницу вечером. Сегодня была среда.
Руфус был высокий анемичный человек невнятного среднего возраста, в длинном черном кожаном пальто, таком же картузе, черных кожаных штанах и тяжеленных ботинках. От него вечно разило лекарствами.
– Ходячий морг, – проворчал Бисмарк. Он соскучился под плинтусом и снова патрулировал квартиру.
– Пришлось сегодня к тебе заглянуть, бледнорожий, – сказал Руфус. – У меня фигня с тачкой. Какой-то пидарас увел новехонькую «Севилью», а мне оставил рухлядь 64-го года, ржавое говно, мне в таком на свалку ехать неудобняк.
– Он украл у тебя «Кадиллак» и взамен оставил другой?
Руфус уставился на Айру.
– Иначе неэтично. Юрист должен знать такие вещи.
Айра потряс головой.
– Столько лет работаю – ничего подобного не слышал.
– В пятницу иду новую тачку покупать. Раздался стук в дверь. Айра открыл.
– Привет, Айра. Привет, Руфус. – Элизабет. – Пришла сказать, что замок починили. – Она показала Айре новенький блестящий ключ.
– Великолепно. Ну, пока.
– Ну, спокойной ночи.
Айра запер дверь. В гостиной Руфус слегка расчистил кофейный столик и, развалившись, аккуратно положил туда ноги. Уперев локти в спинку дивана, он вытянул пальцы и соединил их на животе.
Айра терпеть не мог, когда ноги клали на стол. Но сейчас только спросил:
– Из чего у тебя ботинки?
– Из какой-то тупицы, раз ее поймали. Но мягкие. На мозоли не давят.
Пришло время для ритуала покупки кокаина. Поскольку Руфус пришел неожиданно, я надеялся, что у Айры нет налички и он достанет заначку из шкафчика. Однако он открыл бумажник и с демонстративной точностью крупье выложил деньги на столик. Руфус выудил из-за подкладки картуза маленький белый пакетик.