– Она заглянула сюда, только чтобы привести себя в порядок, и вернулась назад, в могилу, – сказала какая – то женщина, которую Лукас прежде ни разу не видел.
– Но почему? Ведь она не против повидаться со мной, иначе она не спасала бы меня столько раз. Однако всякий раз она исчезает…
– Просто у нее есть гордость, – объяснила женщина. – Разве вы на ее месте не ждали бы, чтобы она сама пришла на вашу могилу попросить прощения?
Лукас улыбнулся. Значит, он был прав, а Арис ошибался.
– Где же ее могила? – спросил он.
– На морском берегу, таком же, как тот, где вы однажды смотрели, как волны приносят лунный диск к вашим ногам.
Услышав, какое место Зефира выбрала, чтобы провести вечность, Лукас растрогался до слез.
– Передайте, что я приду к ней, как только освобожу Ариса, – сказал он. – У вас тут, случаем, нет лопаты?
– Сначала потанцуйте с нами, и мы дадим вам целых две, – сказала Линда, по нагому телу которой бежали струйки воды.
– Танцевать, танцевать, танцевать, – запели девушки и встали вокруг него в хоровод. Затем, раскачиваясь из стороны в сторону, хлопая в ладоши и притопывая ножками, отчего маленькие колокольчики, повязанные вокруг их щиколоток, наполнили воздух мелодичным перезвоном, они запели старинную песню, которую напевала мать Лукаса, когда он катался на своем трехколесном велосипеде, быстрый как ветер:
Поцелуешь раз – как дела?…
– Сжальтесь! – воскликнул Лукас. – Даже если бы у меня и было свободное время, я в моем возрасте просто не в состоянии станцевать с каждой из вас.
– Но вы же азартный человек, придумайте, как лучше воспользоваться своими шансами, – сказала Моника, коллега Ирен, и, блестя нагим телом под лучами палящего солнца, принялась исполнять перед ним танец живота, в то время как остальные пели:
Поцелуешь два – люблю тебя,
Поцелуй меня – три,
Значит, любишь меня ты.
– Может, перекусим сначала? – предложил Лукас, надеясь, что еда несколько охладит их пыл и поубавит прыти и им расхочется резвиться. – Я ничего не ел с тех пор, как ушел из дома.
Девушки побежали к ручью, где на мелководье утри то скользили по дну, то замирали в неподвижности, прилипая ртами к камням, будто пытались высосать их. Хихикая, они выудили нескольких угрей руками и бросили их к ногам Лукаса. Кто-то принес корзинки с вином и бокалами. Девушки налили Лукасу вина, взяли себе по бокалу, а когда рыбы перестали хватать ртами воздух, каждая из девушек взяла себе рыбину и впилась в нее зубками, как делал обычно Лукас, когда ел свою любимую копченую сардину, – держа ее двумя руками, словно початок кукурузы.
Чем старше становился Лукас, тем большую привлекательность обретали для него молодые девушки. Переводя взгляд с одной хорошенькой фигурки на другую, он думал: «Проклятый человеческий ум способен понять и охватить что угодно, начиная от Большого взрыва до существования черных дыр, которые нельзя увидеть, но он не может примириться с самым что ни на есть очевидным – старением тела, в которое заключен».
– Хватит вам вздыхать, – сказали девушки. – Вы сказали, что проголодались. Так ешьте. Не то рыба пропадет, и будет очень жалко, – добавили они, подражая его выговору и хрипловатому голосу.
– Дайте ему хлебушка, – сказала Пенни. – Он не ест без хлеба.
Лукасу протянули хлеб, а Линда вдела ему в густую седеющую шевелюру цветок миндаля, напевая: «Я люблю тебя».
– Я тебя тоже люблю, милая.
– Но я люблю вас по – настоящему. И всегда вас любила.
– И я тебя всегда любил – как родную дочь.
– Но я не ваша дочь!
Ее губы приоткрылись, а взгляд настойчиво ловил его взгляд, и Лукас испытал такое сильное желание, которого давно уже не испытывал. Как ни хотелось ему продлить это юношеское возбуждение, он все же отвел глаза. Но куда ни глянь, повсюду были юные цветущие тела, и их вид зарождал в его голове всякие дурацкие фантазии. Боясь, что девицы заметят его состояние и расскажут дочери, Лукас согнулся в три погибели.
– Что с вами? – спросила Пенни.
– Солнце слишком бьет в глаза, – пробормотал он, почти касаясь лбом земли.
Тогда Пенни быстрым движением накинула ему на голову подол своего платья.
– Так лучше? Теперь вы видите вашу рыбу?
Он поднял взгляд и увидел треугольник белого хлопка – на расстоянии высунутого языка от своего лица.
«Почему я не послушался Радара, – простонал Лукас, и в его голове закружились совершенно недопустимые мысли, граничащие с грехом кровосмешения. – Надо поскорее бежать отсюда, прежде чем я окончательно передумаю возвращаться к мертвой».
И в ту же секунду откуда-то донесся возмущенный крик:
– Негодяй! Как же ты мог?
Он высунул голову из-под юбки, вскочил на ноги и увидел свою дочь, которая исчезала в лесу, продолжая кричать:
– Негодяй! С моими подружками!
22
И вот Лукас бежал снова, на этот раз следом за дочерью, чтобы объяснить ей, как его голова оказалась под юбкой Пенни. И снова он оказался в густой чаще, куда едва проникало солнце. И хотя его тело радовалось прохладной полутьме, зато глаза после яркого света практически ничего не видели. Чтобы не налететь головой на дерево, он принужден был остановиться и подождать, пока они привыкнут к сумраку.
Во время этой остановки он выдернул из волос цветок миндаля и громко позвал дочь:
– Ирен!
– Виктория! – откликнулось эхо.
Он снова окликнул дочь, и эхо снова отозвалось: «Виктория».
Что это могло означать?
Теперь он видел яснее и впереди между деревьями разглядел какое-то движение. Женщина, одетая как танцовщица в канкане, призывно махала ему рукой.
– Что? – крикнул он. – Вы видели мою дочь?
– Она сейчас на пути в больницу Королевы Виктории.
Лукас сразу же узнал голос – он принадлежал Мэрилин Монро.
– Как же так? – воскликнул он, направляясь к ней. – Срок подойдет только через целых два месяца! Или на Ирен так подействовало то, что я сидел под юбкой у Пенни?
– С Ирен все в порядке, – сказала мертвая кинозвезда, одаривая его своей лучезарной улыбкой. – Она едет к Королеве Вик, потому что вас туда везет ваша жена на скорой помощи.
– Эх, я же сказал Ксавье, чтобы скорую отослали назад! Чертов квартирант. Думает только о своих удобствах. Как отсюда добраться до Королевы Вик? Я должен предупредить Иоланду, чтобы она не позволяла им будить меня. У меня тут еще куча всяких дел.
Мэрилин кокетливо указала ему на оттопыренные спереди брюки.
– Вам нельзя показываться в таком виде на глаза Иоланде, котик. Что она подумает, особенно после того, как Ирен расскажет ей, что видела на поляне?