— В ста метрах от меня, молодец. Потом ты приведешь меня домой, и мне придется с тобой переспать.
— Признаю, что мне это приходило в голову. Я этого жду уже пять месяцев.
— Я тебя не ждала.
— В таком случае не надо было мне звонить.
Она тяжело вздохнула, как будто жизнь, особенно интимная ее сторона, была слишком сложна для нее.
— У меня похмелье, и я не хочу есть.
— Ты хочешь, чтобы мы увиделись завтра?
— Нет, я не хочу оставаться одна.
— Позови подругу.
— Ты и есть подруга. Приезжай. Я тебя жду.
Я положил трубку. И поклялся больше не звонить и не видеть Аннабель. Но несколько минут спустя уже был за дверями своей квартиры, с зажатыми в руке ключами от машины. Я победоносно рассекал теплый весенний вечер. На красном сигнале светофора я позвонил торговке сырами. Автоответчик. Наверное, она ужинала с Фабьеном в «Арани Кавьяр» или в «Ремиз», двух лучших ресторанах Будапешта, о которых он мне рассказывал. Или только собиралась на ужин. Я объявил, что бросаю ее, потому что люблю другую женщину. Мне не терпелось поговорить с кем-нибудь о моем романе с Аннабель, который пока еще даже не начался.
Девушка появилась в длинной футболке на голое тело, что-то вроде ночного мини-платья. Наконец она была своего настоящего роста: чуть выше моего носа. Вот почему у нее был такой смущенный вид, как у ученика, которого застукали за списыванием у соседа по парте. Она присваивала себе 1,77 метра, но опустилась до 1,70 метра. Я обнял ее, и мы пошли в спальню. По дороге я успел заметить, что квартира была довольно большой. Для меня. Из окна было видно небо над домами. Аннабель попросила не заниматься любовью. Для меня было большой победой прижимать ее к своему телу в замкнутом пространстве, и потому ее просьба показалась мне незначительной и второстепенной. Аннабель растянулась на мятых простынях. Если она не хотела, чтобы мы переспали, зачем она разлеглась на кровати? Я не решался снять ботинки, это мужской пошлый жест, но я подумал, что Аннабель еще сильнее рассердится, если я их не сниму. Развязывая шнурки, я посчитал нужным поддержать разговор.
— Фабьен тебе звонил?
— Отстань от меня с этим дураком.
Меня не задело то, что мой брат, пусть временно, взял на себя мою роль дурака, которая уже начала давить мне на плечи и даже на мозги. Мне стаю все чаще и чаше казаться, что в повседневной жизни я веду себя как дурак, о чем я раньше никогда не подозревал. Я всегда думал обратное: что дураками были другие.
Прижавшись к Аннабель, я приподнял ее футболку. Я никогда не видел грудь Аннабель и понял почему: у нее ее не было. Плоский женский бюст потрясает меня так же, как и огромная грудь: моя тяга к крайностям, которой я не часто поддаюсь в рамках своей профессиональной деятельности.
— Ты меня ласкаешь?
— Да.
— Что я тебе сказала?
— Что Фабьен — дурак.
— До этого.
— Что мы не будем заниматься любовью. Но мы же не занимаемся любовью.
Я начал расстегивать свою рубашку.
— Не раздевайся, — сказала Аннабель.
— Не буду же я спать одетым!
— Ты собираешься здесь спать?
— Да, мне у тебя нравится.
— А ты не стеснительный.
— Теперь, когда ты и Фабьен уже не вместе, я не вижу причин для стеснений.
— Ты странный тип.
— Почему?
— Я не знаю. Я хочу есть. Пойдем поужинаем?
Она закрылась в ванной. Ее кровать принадлежала мне одному: новая победа.
* * *
Когда я ей предложил сесть в машину, Аннабель сказала:
— Ты говорил, что мы пойдем в «Веслер».
Для меня это значило, что она одобряла мой план на вечер: возвратиться пешком по улице Батиньоль и заняться любовью. Мы направились в ресторан на площади Клиши. Аннабель держала меня под руку. Она любила гулять по улице с кем-нибудь под руку. С мужчиной или с женщиной, с любовником или подругой. В ресторане она выбрала салат и десерт. Из еды она любила только десерт, как все люди, не пьющие спиртного. Они жаждут сахара. Когда она пристрастится к белому вину и особенно к Бейли, смеси виски и молока, она будет продолжать поедать десерты с каждым приемом пищи, это доведет ее до того, что между 2004 годом и сегодняшним днем она потолстеет на двадцать килограммов, от которых ей не удается, по словам Софи, избавиться, несмотря на постоянные диеты и многочисленные лечения в Кибероне, Ля Боле и Биаррице.
Каждый шаг, приближающий нас к улице Батиньоль, отзывался у меня в животе. Сегодня мне очень не хватает этого состояния эмоционального напряжения, в которое повергала меня одна минута, проведенная с Аннабель, и которое меня заставляет думать, что я никогда не перестану любить ее, даже если она будет весить центнер. Улица Леклюз, улица Дарсэ, улица Трюше: три этапа моих мучений, перед тем как прийти на голгофу Батиньолей. Александр Леклюз: предприниматель XIX века, который вымостил брусчаткой каналы Сан-Дени, Урк и Сан-Мор. Жан Дарсэ, химик XVIII века, который разработал сплав, названный его именем: 50 % висмута, 25 % свинца, 25 % олова. Авель Трюше (1857–1918): основатель Осеннего салона и Общества юмористов. Перед тем как взяться за это повествование, я думал написать роман о пересечении их судеб, в котором я бы не стал объяснять, почему я их связал. Это было бы секретом произведения.
— Где ты припарковался? — спросила Аннабель.
— Наверху, — сказал я, указав на окна ее квартиры.
— Ты дурак.
Я зашел за ней в дом. В лифте я положил руку на ее талию, она стояла, как будто у меня не было руки, а у нее не было талии. В квартире она спросила, хочу ли я чего-нибудь выпить.
— В холодильнике есть пиво. Я купила его для твоего брата. Он выпивает по две или три банки, перед тем как лечь спать, как бы ни было поздно. Он говорит, что это его расслабляет. В результате он будит меня по несколько раз за ночь своей беготней в туалет.
Я сказал, что не хочу пить, хотя на самом деле тоже не возражал бы против одной баночки пивка. Как Фабьен. Аннабель сказала, что может дать мне пижаму моего брата. Я согласился. Поскольку я уже был в шкуре Фабьена, то мог надеть и его шмотки. Проблема была в том, что мы были не одного роста. Он был выше меня на десять сантиметров и весил на десять килограммов больше. Его штаны спадали мне на ягодицы, а футболка сползала с плеч, как бретельки бюстгальтера.
— Когда ты ляжешь спать, этого не будет видно, — сказала Аннабель.
Она вздохнула, и я понял, что она осознала, что я не Фабьен, что я не могу его заменить и что, следовательно, со мной ей не удастся его забыть. Я зарылся в простынях, чувствуя, что она вот-вот выгонит меня из своего дома. Аннабель зашла в ванную комнату. Когда она оттуда вышла, она была совершенно голая.
