Но знаешь, что сделал этот сукин сын? Мастерман совсем не высокий и довольно чахлый, но он стал тянуть за собой холодильник. Поверь мне, холодильник был просто гигантский. Дом у старика что надо: красивая мебель, ковры. Представляю, как он мучился, когда тащил холодильник по ковру, но, в общем, он дотянул его из кухни в гостиную, где стоял телефон. Ну и сцену увидели полицейские, когда вошли: посреди гостиной старик, прикованный наручниками к холодильнику, а по стенам развешаны картинки. Это было в четверг. Меня загребли во вторник. Они уже взяли Хоуи. Я не знал, что у него раньше была судимость. Я не виню государство. Я никого не виню. Мы все сделали не так. Вторжение, избиение, незаконное лишение свободы. А это ой-ой, как скверно. Разумеется, я почти мертвец, но моя жена и сыновья живы. Она продала дом почти задаром и теперь живет на социальное пособие. Иногда приходит навестить меня. А знаешь, что сделали мои мальчишки? Когда им разрешили писать мне, Майкл — старший — передал записку. Они с братом собирались взять лодку и в воскресенье в три часа выплыть на середину реки, чтобы помахать мне. В три часа в воскресенье я стоял у забора и, в самом деле, их увидел. Они были довольно далеко — запрещается подплывать к тюрьме слишком близко, — но я все равно разглядел лодку и понял, как их люблю. Я помахал им, и они помахали мне. Это было осенью. Когда прокат лодок закрылся на зиму, они перестали приезжать, но весной я их увидел снова. Они сильно выросли — это я заметил, — и вдруг мне пришло в голову, что за то время, пока я здесь, они женятся, обзаведутся детьми и уж точно не станут запихивать всю семью в лодку, чтобы помахать дедушке-заключенному. У меня нет будущего, Фаррагат. И у тебя тоже нет будущего. Так что пойдем вниз, пора вымыть руки перед обедом.
Половину рабочего времени Фаррагат стриг газоны и кусты, половину — сидел за печатной машинкой и набирал объявления. Ему выдали ключ от кабинета рядом с комнатой охраны и разрешили пользоваться машинкой. С Джоди они встречались на водонапорной башне, а потом, когда похолодало, — в его кабинете. Через месяц после знакомства они стали любовниками.
— Я рад, что ты не гей, — говорил Джоди, поглаживая Фаррагата по голове.
Однажды с этими словами Джоди расстегнул его штаны и — Фаррагат ему помогал — спустил их до колен. Из газет Фаррагат знал, что такое в тюрьмах бывает, только он не представлял, что их нелепое единение, эта странная связь, пробудит в нем настоящую любовь. И уж тем более не ожидал, что начальство отнесется к этому снисходительно. За пачку сигарет Тайни разрешил ему возвращаться в кабинет после ужина и оставаться там до отбоя. За дверью его ждал Джоди, они занимались сексом на полу.
— Им это на руку, — объяснил Джоди. — Сначала они были недовольны. Но какой-то психолог объяснил, что, если мы будем регулярно сбрасывать сексуальное напряжение, то не устроим бунта. А они пойдут на все, лишь бы мы не бунтовали. Подвинься, малыш, подвинься. Как же я тебя люблю.
Они встречались два-три раза в неделю. Джоди позволял себя любить, а временами опаздывал или совсем не приходил, отчего Фаррагат — необъяснимым образом — стал выделять скрип его кроссовок из остальных тюремных звуков. Иногда Фаррагату казалось, что его жизнь зависит от этого скрипа. Когда начались занятия на курсах, они стали видеться по вторникам и четвергам, и Джоди поделился с ним своими мыслями по поводу образования. Фаррагат притащил матрас, Джоди раздобыл где-то электроплитку. Они лежали на матрасе, пили горячий кофе, им было уютно, они были счастливы.
О занятиях Джоди отзывался скептически.
— Все одна и та же хрень, — говорил Джоди. — Школа Успеха, Школа Обаяния, Элитная Школа. Школа «Как заработать миллион?». Я их все видел, и все они одинаковые. Видишь ли, малыш, все банковские операции сейчас делают компьютеры, а главная задача служащего — вызвать доверие у потенциального инвестора. Вот в чем великая загадка современного банковского дела. Например, этот бред про улыбку. Все курсы, на которые я ходил, начинались с одного: нас учили улыбаться. Стоишь за дверью и вспоминаешь самые приятные моменты прошедшего дня, прошедшего года, всей жизни. Улыбка не должна быть искусственной. Она должна быть искренней. Вспоминаешь девушку, которая доставила тебе удовольствие, или выигрыш в тире, новый костюм, победу в гонках или просто отличный день, когда все-все удавалось. И вот тут ты открываешь дверь, входишь и ослепляешь клиента своей улыбкой. Только ведь, малыш, на самом деле ни черта они в этом не смыслят. В улыбках то есть. Они не знают, как надо улыбаться.
— Я не против улыбок. Если хочешь что-то продать, конечно, надо улыбаться. Но если улыбаешься неправильно, появляются безобразные морщины — вот такие, как у тебя. Я люблю тебя, малыш, но ты не умеешь улыбаться. Если б умел, не было бы этих ужасных морщин вокруг глаз и возле рта — они самые страшные, похожи на шрамы. Вот посмотри на меня. Думаешь, мне двадцать четыре? Нет, мне тридцать два, но мне никто не даст больше восемнадцати, в крайнем случае девятнадцати. А все потому, что я знаю, как улыбаться, знаю, что такое правильная мимика. Этому меня научил один актер, который сидел за аморальные действия. Он был очень красив. Он рассказал мне о правильной мимике, научил беречь лицо. Если лицо не беречь и корчить рожи по любому поводу, будешь выглядеть, как ты, а выглядишь ты дерьмово. Я люблю тебя, малыш, в самом деле, люблю, иначе я бы не сказал, что ты испортил свое лицо. Вот, смотри, как я улыбаюсь. Видишь? Похоже, что я счастлив, разве нет? Разве нет? Обрати внимание: глаза я держу широко раскрытыми, чтобы вокруг не появлялись морщинки, как у тебя. И рот открываю очень широко, чтобы не испортить кожу на щеках: она остается ровной и красивой. Этот болван из университета заставляет нас все время улыбаться. Улыбайтесь, улыбайтесь! Но если все время улыбаться так, как он учит, скоро будешь выглядеть не лучше измученного жизнью старика, а с такими никто не хочет иметь дело, тем более в мире банков.
Когда Джоди презрительно отзывался об Опекунском университете, Фаррагат реагировал по-отечески, в нем просыпалось застарелое уважение к университетам, каким бы фальшивым ни было обучение и каким бы жалким ни казалось само заведение. Слушая, как Джоди ругает Опекунский университет, Фаррагат думал: не отсутствие ли уважения лежит в основе криминальных наклонностей Джоди, не оно ли причина его тюремного заключения? Он считал, что Джоди следует быть терпимее к университету и сделать свои нападки более конструктивными. Вероятно, само слово «опекунский» требовало уважения и справедливости, подразумевало хорошую учебу, прилежание, бережливость и честное соперничество.
Нападки Джоди на университет были непрерывными, предсказуемыми и в конечном итоге однообразными. Все там шло не так. Учитель заставлял его широко улыбаться, и из-за этого появлялись морщины. Тесты давали слишком легкие.
— Я ничего не делаю, — говорил Джоди. — И все равно учусь лучше всех. У меня хорошая память. Мне нетрудно запоминать. Я все выучил за одну ночь. Сегодня мы будем изучать ностальгию. Думаете, это про носы? Нет, нос тут ни при чем. Ностальгия — это приятные воспоминания. А теперь домашнее задание: подумайте, что приятно вспомнить потенциальному инвестору, на каких его воспоминаниях вы сможете сыграть, как на долбаной скрипке. Приятные воспоминания надо вызывать в нем любыми способами: ваша одежда, речь, язык жестов — все должно вызывать у него ностальгию. Выходит, потенциальный инвестор любит историю. Представь, каково это будет, если я приду в банк в рыцарских доспехах?
