Пудинг от «Ле Бра»
Сахарная глазурь и в середине вишенка. Такой была верхушка маленького пудинга в кондитерской «Ле Бра» у вокзала Сен-Лазар, под лестницей в большом универмаге. Белая ломкая льдинка. Я не начинал с вишенки. Ее надо было заслужить, добраться до нее, как до картинки в книжке из «Библиотеки приключений». А под сахарным слоем – нежное коричневое чудо, греющее душу, как теплый дом посреди снежной равнины.
Мама рассчитывала время так, чтобы я успел полакомиться пудингом в зале ожидания перед отходом нашего пригородного поезда. Я стоял, задрав голову, ел сладкий пудинг и в придачу разглядывал пейзажи в оранжевой гамме со свинцовыми, как у витражей, прожилками – художник, по заказу Национальной железнодорожной компании, изобразил достопримечательности городов, в которые отправляются с этого вокзала поезда: Шербура, Дьепа, Гавра… Нам так далеко не надо. Еще пяток пудингов мама покупала на ужин и уносила в коробке-пирамидке, перевязанной коричневой тесемкой.
Мне никогда и в голову не приходило попробовать в «Ле Бра» какое-нибудь другое пирожное. Пудинг входил в ритуал, стал символом. Конечно, он был вкусный, но для меня имел еще особый вкус столицы, к которой я приобщался через это кондитерское изделие. Чтобы попасть в «Ле Бра», я пробегал по нижнему этажу универмага «Прентан», через огромный парфюмерный отдел, где белокурые божества парили в облаках восточных ароматов, смущая душу юного дикаря своей бессловесной грацией. И вот оно, знакомое неприхотливое название – «Ле Бра», кондитерская в скромном уголке, без всякого пижонства, и, кажется, так весело и покупать, и продавать под лестницей; тут, перед самым расставаньем, Париж показывал себя совсем домашним и простым. А через несколько часов мы сможем, если захотим, вновь ощутить вкус белой льдинки и темной английской сладости. Поезд на Сен-Нон-ла-Бретеш, до Сен-Клу проследует без остановок…
* * *
А поезд все подъезжает к вокзалу Сен-Лазар. Сижу с наигранно равнодушным видом, среди толпы стыдливых одиночек – никто ни с кем не разговаривает. И я такой же, как множество других: тех, кто задремал, кто с громким смехом зашел в вагон на станции Бреваль, тех, кто втиснулся в Мант-ла-Жоли и знал, что будет стоять всю дорогу. Вся моя жизнь, как и у каждого из них, связана с этим перроном.
В детстве я учился в школе-интернате в Лувесьене. Иногда по четвергам меня брала в Париж сестра. Помню крутой подъем у самого вокзала… Она училась в пединституте и на свою стипендию водила меня в блинную на улице Грегуар-де-Тур, а то и в ресторанчик на площади Тертр – четыреста франков за маленькую бутылку минералки, чудовищная роскошь! После обеда – в кино, в «Конкет-де-л'Уэст» или в «Аламо». Но чаще по четвергам я ездил с мамой. Лувесьен – еще провинция, а после Сен-Клу уже виднелась Эйфелева башня. Универмаг «Прентан», нижний зал, сногсшибательные белокурые продавщицы. А вечером пудинг из «Ле Бра».
Здесь, на вокзале Сен-Лазар, 22 января 1970 года я сказал сероглазой студентке, с которой был знаком всего три месяца: «За неимением цветов». Это цитата из шуточной песенки Анн Сильвестр:
За неимением цветов
Ты сердце мне отдать готов,
Только что из ведерка,
В нарядной обертке.
Я уже тогда знал, что мы очень подходим друг другу. Так и прожили вместе всю жизнь.
Я медленно и долго искал свои слова. Писал от первого лица романы, и все как-то мимо. А однажды вдруг перешел на неопределенно-личное «ты». Сложилась целая книга, написанная только в этой форме, и она изменила всю мою жизнь. Обобщенное «ты» – давайте будем вместе! Конечно, 22 января семидесятого – это только мое, и круглый пудинг из «Ле Бра», конечно, тоже. Конечно, в этом «ты» немало от «я». Но все мы едем в одном вагоне, и у нас гораздо больше общего, чем кажется. Жизнь – как стрела Зенона, и мы всё думаем: ну ничего, еще осталась половина половины оставшегося времени. Нам предстоит еще целую вечность трястись в этом поезде, который замедляет ход перед конечным пунктом. «Париж Сен-Лазар – 2 км».
