Сюда привозили его в карете, здесь, у этого же Авакумова, он видел несчастного больного, и не кто иной, как Авакумов, предлагал ему пять тысяч рублей за то, чтобы Герье дал ему какое-нибудь ядовитое средство.
Герье узнал двор и крыльцо, куда ввели его и откуда потом связанного вынесли. И, вспомнив участь молодого Силина, он невольно вздрогнул, потому что и его могли тут запереть в подвал.
Выходило, что он еще счастливо отделался, что был отвезен к Таврическому саду и выпущен там.
XXVII
В первую минуту Герье стало жутко во дворе этого странного дома, поведение хозяина которого отличалось слишком большою бесцеремонностью.
Очевидно, Авакумов умел хорошо прятать концы в воду и имел возможность не бояться преследования властей.
Но здесь же, в этом доме, жила та девушка, красивое лицо которой не мог забыть доктор Герье, готовый на все, чтоб найти ее, увидеть, поговорить с ней.
Он остановился посреди двора и оглядел ряды выходивших сюда окон в тайной надежде, не мелькнет ли случайно милое ему личико, но темные окна дома мрачно глядели на него и не только в них не было признака живого существа, но и весь остальной двор был пустыня — на нем не было видно ни души, словно все вымерло кругом…
Вдруг где-то хлопнула дверь. Герье обернулся на стук и увидел, что у бокового флигеля стоит человек, вышедший, как был, видимо, в комнатах, в кафтане и с непокрытой головой.
Впрочем, голова его не была покрыта шапкой, но на ней был по-старомодному белый парик.
Человек звал к себе нищего и манил его рукой.
Герье, стараясь как можно лучше играть свою роль, подошел.
Человек внимательно оглядел его с ног до головы, засунул пальцы в карман камзола и, вынув оттуда трехкопеечник, закинул голову и спросил:
— Копейка сдачи есть?
Герье протянул ему копейку, которую только что подала ему старушка и которую он держал зажатою в руке.
Человек взял эту копейку и стал ее рассматривать.
Герье тут только заметил, что с одной стороны на копейке был глубоко процарапан крест, а на другой — треугольник.
— Вы что же? — спросил человек, взглянув на Герье.
— Я ничего! — ответил тот, не зная, что сказать.
— Ищете?
— Ищите и найдете! — проговорил Герье, как-то совершенно непроизвольно повторяя фразу, которая вертелась у него в последнее время.
— Ну, хорошо! — сказал человек. — Пойдемте, я накормлю вас! — и он повернулся к двери, как бы не допуская и тени сомнения в том, что нищий последует за ним.
В первый миг, однако, Герье почувствовал колебание: входить ему в этот дом или нет?
Но тут же он сам рассердился на себя за свою трусость: ведь не для того же пришел он сюда, чтобы постоять только на дворе, а для того, чтобы узнать что-нибудь, если представится к тому случай.
И вот случай представлялся, его звали в дом, чтоб накормить, так неужели же не воспользоваться этим?
Герье, решившись довести свою роль до конца, пошел в дом.
Человек повел его на кухню и приказал бабе, вынимавшей ухватом горшки из русской печи, дать что-нибудь поесть нищему.
Это была не господская кухня, очевидно, а черная, людская, где стряпала и хозяйничала простая баба, находившаяся, вероятно, в подчинении у человека, приведшего сюда Герье, потому что она сейчас же оставила свое дело и исполнила его приказание.
Кроме бабы и их двоих, на кухне никого не было.
— Вы из иностранцев? — спросил человек, обращаясь к Герье.
— Да! — ответил тот, готовый уже рассказать целую историю, которую они придумали вместе с Варгиным: о том, что он женевский мещанин, приехавший искать счастья в Россию и впавший здесь в нищету.
Они придумали это, потому что для Герье оно было правдоподобнее, русского же нищего ему было разыграть труднее, так как его мог выдать акцент.
— Вы говорите по-французски?
Герье ответил утвердительно.
— Вы по собственному желанию или по поручению ко мне? — спросил человек, переходя на французский язык, которым он владел довольно порядочно.
Сначала Герье был удивлен таким вопросом, но, подумав, оказался настолько сообразителен, что понял, в чем дело.
Очевидно, копейка с крестом и треугольником служила условным знаком для человека, говорившего с ним.
По всей вероятности, для него этот условный знак имел значение, и он стал разговаривать с Герье не как с обыкновенным нищим; очень может быть также, что ответ, данный переодетым доктором на вопрос: "Вы ищете?" — "Ищите и найдете!" — был тоже условной фразой.
Ясно было, по крайней мере, что человек принимал Герье за какого-то своего и желал только знать, прислан ли он к нему или явился по собственному почину.
Герье решился по возможности поддерживать мистификацию, не отрицая и отделываясь общими ни к чему не обязывающими словами.
— Нет, я сам по себе! — проговорил он.
— Зачем же вы тогда пришли?
— Чтобы искать и найти, — наугад бухнул Герье, рассчитывая, что туманными выражениями дела не испортит.
Расчет его оказался верен, и он, как ему казалось, благодаря своей хитрости получил такие сведения, которые превзошли самые смелые его ожидания.
XXVIII
— Смотря кого искать! — сказал человек. — Коршуна или горлицу!
— Горлицу, горлицу! — подхватил Герье, подразумевая под коршуном владетеля дома, а под горлицей — молодую девушку, которую искал.
Баба возилась у печки с горшками. Герье сидел за столом и ел, а его собеседник поместился против него.
Они свободно разговаривали по-французски, не стесняясь, потому что, кроме бабы, никого не было, а она, очевидно, не знала иностранных языков.
Человек подмигнул Герье и проговорил:
— Горлица улетать собирается!
— Улетать! — вырвалось у Герье.
— Да! И не дальше как на этой неделе.
— Куда же?
— Разве вы не знаете?
Герье стал было в тупик, боясь тут соврать что-нибудь неладное и выдать себя, но, по счастью, сам человек сказал, куда должна была улететь горлица.
— В Митаву! — проговорил он, словно не сомневаясь, что это известно.
— И как же, одна? — спросил Герье, желая по возможности поддержать разговор, в высшей степени для него интересный.
— Надобен был бы ей провожатый; вы скажите там, чтобы об этом подумали.
Для Герье не было уже сомнения, что его принимают за своего, и, хотя он не имел никакого представления о том, что такое было это «там», он, сам удивляясь, откуда у него берется смелость, решительно сказал:
