— Ладно, брось. Так что там, говоришь, за новости?
— С вашего позволения, сэр, прошение о визите, — сказал гонец, на этот раз самым почтительным тоном. — От моего господина, сэра Роберта Сесила. Он просит прибыть к нему в Лондон, в его дом на Друри-лейн, завтра, к шести часам пополудни.
— Просит, говоришь? А если я откажу?
У гонца забегали глаза и слегка отвисла челюсть; он как будто не понял, что воле его хозяина можно хоть в чем-то прекословить, даже в мелочах. Перед ответом он нервно сглотнул:
— Насчет отказа на его просьбу у меня, сэр, э-э… указаний нет.
— Жаль, — пожал плечами Томас. — Значит, ты до меня доводишь не просьбу, а повеление. То есть мне вменяется просто там быть, и точка… Ладно, передай своему хозяину, что буду. К назначенному времени.
— Слушаю, сэр!
Томас на секунду задержал на нем взгляд. Бедняга провел в седле полдня, на холоде, а в столицу вернется уже по темноте. Городские ворота будут уже на запоре, ночевать придется где-то за стенами, на постоялом дворе. Надо бы по доброте душевной позвать его в дом перекусить, отдохнуть перед дорогой. Как тому заезжему французу. Но сносить это столичное высокомерие… Да еще второй визитер на дню… Словом, Томас не двинулся с места.
— Ну, все, — развел он руками. — Послание твое я выслушал. Больше тебя не держу.
— Мое почтение, сэр, — кивнул гонец, видимо тоже желая поскорее скрыться с глаз. Ухватив рукой луку седла, одну ногу он сунул в стремя, но попытка вскочить на лошадь не удалась: занемевшие от холода ноги плохо слушались, и он соскользнул обратно на землю. Тогда Томас, решительно подойдя, ухватил бедолагу и с раздраженным кряком водрузил его на седло сам.
— Благодарю вас, сэр.
Томас напутственно кивнул. Гонец, дернув поводьями, повернул лошадь и, дав ей стремена, послал рысцой — через двор, под свод въезда, и с мягким постукиванием набирающих резвость копыт дальше, на дорогу, с глаз долой.
Постояв с минуту, Томас развернулся и пошагал домой, на ходу выкликая:
— Джон! Джо-он! Где тебя черти носят?
— Иду, сэр! Спешу! — приглушенно раздалось со стороны кухни. Боковая дверь распахнулась, и старикан выкатился наружу, отирая с подбородка крошки.
— Как поешь — готовь мне седельные сумки, походный плащ и обувь. А, ну и меч. Чтоб к завтрашнему утру все было начищено-надраено. Еду в Лондон.
— Будет сделано, сэр. — Джон чуть склонил голову: — Прошу простить, а вы туда надолго?
— Да кто его знает, — ответил улыбчиво Томас. — Похоже, я своим телодвижениям не хозяин.
Глава 9
Лондон
Уже вечерело, когда Томас добрался до подступов к столице с ее сумрачным нагромождением островерхих крыш и шпилей, темным пятном растянувшимся в нескольких милях впереди. Большая Северная дорога на морозе заскорузла, и Томас из-за сплошных ухабов и рытвин пустил коня вдоль обочины чуть ли не шагом, держась за телегой торговца шерстью в длиннющей колонне повозок и карет, конных и пеших, стремящихся попасть в Лондон до закрытия ворот. Что и говорить, скорость невелика, но сойдет и такая. В конце концов, остальные ведь тоже не спешат, за исключением разве что отдельных письмоносцев, с надутым видом снующих в обгон. По обе стороны от грязноватого придорожного наста с темными буграми закаменелой земли снежное одеяло тянулось ровное, белое, заботливо укрывая собой окрестные поля и перелески. В тускло-сером небе меркнущего дня скапливалась белесая взвесь, готовясь в очередной раз просыпаться вьюжной заметью, сухой и мелкой, которая тут же тает на лице. Из труб сельских домиков, точками разбросанных в отдалении, тянулись ниточки дымков, а румяный свет из окошек вызывал у странствующих невольную зависть: вот бы сейчас туда, где уют и тепло очага…
День выдался долгим. Холод, от которого приходилось ежиться под толстым плащом, сковывал и мысли. Лошадью Томас правил вполруки, за окружающим послеживал вполглаза. Основные же размышления были о возможных причинах вызова (да еще прямо в дом) к сэру Роберту Сесилу, королевскому министру. Тот был известен как верный сторонник Елизаветы еще в те непростые годы, когда она прокладывала себе путь к престолу. Как и она, Сесил был ярым протестантом; нынешние гонения на католиков в Англии получили размах во многом благодаря ему. Влиятельный вельможа, он обладал огромной властью; что же ему понадобилось от скромного рыцаря, который последние три года в Лондон и лица не казал?
Возвратившись, казалось, раз и навсегда из своих военных эскапад по Европе, Томас прочно осел у себя в имении, где вел размеренную жизнь мелкопоместного сквайра[24]в необременительных заботах об урожае и разведении овец, все это не в ущерб себе и своим арендаторам. А во время своих нечастых выездов в Лондон, случалось, наведывался и в свет, где, за исключением того злополучного происшествия при дворе католички Марии, внимания к себе не привлекал. Но и тогда, будучи признан виновным в небольшом кровопролитии — за что, между прочим, полагалось усекновение длани, — не стал ради смягчения наказания прикрываться своим вероисповеданием как ширмой. В конечном итоге ему присудили всего лишь небольшой штраф, который можно было истолковать не иначе как тайным благоволением королевы Марии к своим собратьям-католикам. Сложно было представить, чтобы нынешний вызов к Сесилу обуславливался сведением столь старых счетов.
Шашней с теми, кто ратовал за права католиков, публично или втайне, Томас не водил. Игра эта была небезопасной. Соглядатаи Роберта Сесила были велики числом, а награда за доносительство — весьма соблазнительной для всех, кто имел на католиков зуб, а то и просто положил глаз на их имущество.
Среди дворян нередко можно было встретить таких, кто за веру поплатился конфискацией своих имений и угодий, а то и вовсе оказался обвинен в государственной измене. Многие на этих преследованиях нажили себе состояния, как в свое время при Генрихе VIII, разорившем монастыри и храмы папистов. Теперь те же гонители активно поддерживали Елизавету — во всяком случае, в той степени, в какой она гарантировала им право владения отчужденной у страстотерпцев собственностью.
Трудно предположить, чтобы его скромное имение привлекло внимание Сесила или кого-нибудь из его окружения. Единственная причина, по которой всесильный вельможа мог затребовать его в Лондон, — это, скорее всего, визит того молодого рыцаря Ордена.
По спине прокатился холодок. Если это действительно так, то получается, он заблуждался, полагая, что отсидка в укромном уголку сельской местности убережет его от чуткого догляда. Мало что может ускользнуть от ревнивых, далеко видящих глаз Сесила и его прихлебателей… Черт бы побрал этих святош, что выставили его из Ордена! Надо же, снизошли. Соизволили вспомнить о нем, можно сказать, на закате дней, когда уже, казалось бы, живи себе да поживай на покое. Дескать, так уж и быть, брат рыцарь, выручай: земля под ногами горит. Ну а как все отгорит и успокоится, мы тебя снова вышвырнем за ненадобностью.
