Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
— Закрой один глаз и измерь угол, — предложила она, затем тоже вызвала спрайт и исчезла.
— Очаровательна, — заметил я.
— Как всегда.
— Что происходит у Тайлера с Шампань? — спросил я, когда исчезли позывные Фантазии.
— Наш мальчик влюбился.
— Влюбился?
— Печально, верно?
Мы еще побродили по городу от Пьяцца делле Эрбе до церкви Сан-Дзено Маджоре, болтали ни о чем. Когда мы добрались до реки Адидже, он повернулся к проходящему мимо рыбаку и вдруг состроил зверскую волчью ухмылку. Я захихикал, когда тот заспешил мимо, крестясь на ходу.
— У меня просто сердце разрывается, — сказал мой друг, поворачиваясь ко мне. — У него это всерьез, а она вертит им как хочет.
— Шампань? Она… она кажется мне довольно глупой. А Тай счастлив?
— Счастлив, как лоботомированная мышь.
— Угодил в капкан с сыром?
— С огромным куском сыра. — Он подобрал плоский камень и швырнул его так, чтобы тот скакал по воде. Неплохо получилось. — Как только она позволит ему пронзить себя копьем, все кончится. Она пробудит его инстинкты, ему захочется вить гнездо. Она убьет его душу, затупит ум до полного идиотизма. Это как раз ее уровень, все пары стремятся к наименьшему общему знаменателю. Как думаешь, не стоит нам вмешаться, пока еще не поздно?
— Если бы я не знал тебя, подумал бы, что ты завидуешь.
— Ха! Завидую чему? Скуке? Завидую клетке? Пожизненному кукареканью и мычанию жалких домашних животных?
— Завидуешь, что не ты, — ответил я, старательно подбирая слова, — первым откроешь это шампанское.
Снова та же волчья гримаса.
— Да, мне нравится приударять за ней, но у нее нет ничего, что не могла бы мне дать любая другая. Все женщины одинаковы, если посмотреть на них с верной точки зрения.
— Очень романтично, — пошутил я.
— Ты же знаешь меня, — подхватил он. — Я как раз очень романтичный мальчик, ищущий духовности, — конечно, когда не пью и не шатаюсь по бабам.
— И пьешь, и шатаешься ты виртуально, — поправил я его. — Когда не видит Маэ$тро.
— Я беру то, что могу, мистер Кайфолом, — возразил он. — А ты можешь похвастаться тем же?
Я не стал отвечать.
— Вот видишь, и сказать нечего. Ну же, признавайся, что танец на матрасе всегда танец на матрасе. А Любовь с заглавной буквы "Л" — всего лишь ловкий трюк, данный нам генетикой, чтобы продолжить цикл ДНК. Одна генетика. А вне ее — нули и единицы. Зато дружба со скромной маленькой буквы "д" реальна, правильна и благословенна.
— Тайлер не изменится, — заявил я, не пытаясь это как-нибудь аргументировать. — Мечтательный влюбленный или нет, он никогда не превратится в любимчика либо во что-то подобное.
— Зря ты так уверен. Знаешь, к чему может привести монотонная… моногамная жизнь? К истощению жизненных сил.
Некоторое время мы молча смотрели на воду.
— Мне кажется, мы рассуждаем чисто теоретически. Она никогда не позволит ему… Как ты сказал?
— Пронзить себя копьем.
— Да, пронзить, она никогда не зайдет так далеко.
— Потому что она из любимчиков?
— Потому что, — у меня будто вскипали мозги, — разве у нее нет моральных… ну как сказать-то?
Он ухмыльнулся:
— Моральные… как ты там сказал? Моральные?..
— Принципы!
— Ага, принципы!
Мы расхохотались. Он шлепнул меня по животу тыльной стороной ладони.
— А это едят?
— Ты тоже проголодался?
— И все из-за Маэ$тро, — добавил он. — Пошли поедим. Только не здесь. Мне хочется чего-нибудь огромного и величественного. И чтобы была атмосфера.
— Тогда тебе и карты в руки, — ответил я. — Заказывай.
Он отвернулся, щурясь от солнца.
— Нэнни, — начал он, на минуту замолчал. Потом вскинул голову и продолжил: — Нэнни, Тадж-ни-ка нас немного, к чертям все эти площади, нам надо взбодриться.
Я так понял, это значило примерно следующее: «Нэнни, перенеси нас в Тадж-Махал, убери объятую чумой Верону и наколдуй нам что-нибудь поесть».
Голос, который ему ответил, мне был незнаком, ведь это была его Нэнни, не моя. Бестелесный голос доносился отовсюду, мужской, но мужественный, что-то среднее между свинкой Порки и Микки Маусом.
— Щас, щас, будет сделано, босс.
Нэнни еще не закончила свою фразу, а мир уже начал меняться. Вода застыла и превратилась в камень. Здания таяли и сворачивались, люди как будто растекались и исчезали. Мне стало нехорошо. Некоторых восхищает подобная демонстрация власти машин, я же воспринимаю ее как настоящий бедлам. Все равно что сначала наброситься с кулаками, а потом подлизываться. Противоестественно. Так нельзя.
Я угадал, мы прибыли в Тадж-Махал, вернее сказать, он пришел к нам. А еще точнее, река разлетелась на миллионы кусочков, которые, перемешавшись между собой, превратились в Тадж-Махал. Как там про Магомета и гору?
Трансформация Италии в Индию, Адидже в Агру заняла всего лишь десять секунд. И хотя весь процесс был мне неприятен (для меня, не для моего спутника), я прекрасно знал, что это обычное дело. Нэнни имеют власть над временем и пространством, а мы обращались к ним, когда заблагорассудится. Благодаря их силе мы могли путешествовать когда и куда хотели. Не было никаких ограничений, если только не вмешивался Маэстро, а Нэнни принадлежали ему.
Нас окружали стены из песчаника с восьмиугольными башнями. Впереди — девственно-белый макранский мрамор, очень много мрамора. Тадж-Махал для того и строили, чтобы потрясать людей, надо сказать, им это удалось. Поневоле чувствуешь себя ничтожным рядом с этими громадами, словно стоишь у жилища великана. Но это не дворец, а усыпальница. Где-то в его глубинах находится склеп — последнее пристанище Мумтаз-Махал, царицы империи. Имя это можно перевести как «Венчающая дворец». Когда она умерла, царь был настолько убит горем, что приказал тотчас начать строительство памятника в ее честь. Тадж-Махал строился только для того, чтобы хранить ее останки и память о ней после того, как она отошла в мир иной, — вся эта грандиозная работа была проделана для нее, для нее одной.
Когда царь Шах-Джахан встретил свою смерть, его похоронили в том же склепе. Это очень романтично, вот только положили его туда не по его желанию. Он собирался построить гробницу еще больше, чтобы увековечить и свой переход в загробную жизнь, но его третий сын захватил власть. Он убил и первого, и второго сына, а самого Шах-Джахана держал под домашним арестом, пока тот не умер, а после похоронил в Тадже.
Но прежде чем порицать вероломного сына, давайте вспомним, что позднее его самого постигнет та же участь, и его вероломный сын (как ни странно, тоже третий) восстанет против отца, возглавит восстание, охватившее всю империю, ускорив тем ее падение. А с другой стороны, и сам Шах-Джахан возглавлял когда-то восстание против своего отца (и он тоже был третьим сыном), он также убил всех мужчин в роду, чтобы занять трон. Насилие порождает насилие, история повторяется, но уверен, что Меркуцио привел меня сюда вовсе не для того, чтобы я думал сейчас об этом.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
