Ройтер уже двое суток прокрадывался в логово зверя. Осторожно, тихо, как большой кот на мягких лапах. Всплыл вынужденно. Карлевитц отметил предельное содержание углекислого газа. Слишком долго они барахтались в этих водах, протискивались между брандерами. Искали лазейки в боновом заграждении. Электромоторы еще тянули, но люди становились вялыми и сонными, внимание притуплялось. А это уже были прямые обязанности Карлевитца. «Люди, — говорил Ройтер офицерам, — это оружие. И самое наше главное оружие. Его нельзя запускать. Машины нуждаются в смазке и квалифицированном обслуживании — люди тоже». Внизу, заваленный бушлатами в целях минимизации шума, молотил компрессор. В лодку поступал свежий воздух. Это было настоящее счастье после почти двух суток вдыхания паров соляра, запахов гальюна и 48 потных тел, не имеющих возможности вот уже в течение 12 дней принять нормальный душ. В небесах через непробиваемую облачность раздался знакомый гул «Сандерленда». Он то нарастал, то удалялся и, наконец, исчез. Погружаться было глупо — на такой скорости это займет минуты 2–3, овсяночник успеет отбомбиться и доложить, и в ведомость на ордена будет внесен, прежде чем лодка что-либо успеет сделать. Все равно им некуда деться. Надо сказать, после приновской акции дерзость была неслыханной — немецкая лодка в подвсплывшем положении в нескольких десятках метров от английского берега — этого просто не могло быть, так что если бы пилот в тумане увидел субмарину, он принял бы ее за англичан, зашедших в родную базу, но по каким-то причинам не швартовавшихся у пирса. Но туман не дал английскому летчику такой возможности. Летающая лодка прошла в сторону моря. Возможно, полетела высыпать свой смертоносный груз на кого-то из наших товарищей. Англичанам очень сильно повезло. Уничтожителю эсминцев достались лишь жалкие объедки от шикарного пиршества. Буквально за сутки до этого Лох-Ив покинула эскадра в составе двух крейсеров, четырех миноносцев и нескольких кораблей обеспечения. Гавань была пуста. Почти в центре бухты застыл на якоре малый крейсер типа «Фиджи», да еще два эсминца дремали у пирсов. Если их накрыть на месте, погони можно будет избежать. Крейсер — около 5000 тонн, ну и эсминцы — по 1200 — и того при лучшем раскладе 9 BRT. Негусто. Стоило из-за такого улова рваться в пасть к дьяволу… Ладно, работаем, а там видно будет. Два часа они накачивали кислород в цистерны. Два часа вся вахта была натянута как струна — все в полной готовности отреагировать на любую угрозу, хоть с неба, хоть с суши. Если их засекут — всадить в подонков как можно больше снарядов и уходить в сторону пролива на самом полном. По приливу удастся перепрыгнуть через сеть… если на полном… Только бы прорваться на большую воду. Но берег был пустынен, небо безмолвно. Потом было долгое и мучительное ожидание темноты. И она наступила, как все неизбежное.
23.00 из торпедных аппаратов Ройтера вышли «свинки» и начали циркуляцию по акватории бухты. Крейсер — как на ладони, и чуть дальше из-за бетонного пирса торчала корма эсминца. Прогремевшие взрывы слились в двойной раскатистый невнятный гул. Ровно по секундомеру в руке Унтерхорста. Ву-х-х-х! Распространилось эхо. Перископ не убирали. Ночью в таких условиях он не заметен. Крейсер немного качнулся, и через мгновение из-под палубы вырвался сноп огня, осветив бухту зловещим оранжевым мерцанием. Минуту спустя язык пламени взлетел над кормой эсминца. От него по заливу стала распространяться концентрическая волна. Над водой поплыл омерзительный звук хриплого ревуна. Завыли сирены на берегу. Спустя несколько минут над заливом повисли осветительные снаряды. В их белом сиянии, похожем на свет кинософитов, достаточно четко можно было различить, как над пирсом чернел поднятый нос эсминца. Он показался похожим почему-то на водонапорную башню. И его бы можно было вполне принять за таковую, если бы Ройтер точно не знал, что никакой башни в этом месте нет. По крайней мере не было утром. Англичане, конечно, ребята мастеровитые, но вряд ли бы они успели так быстро ее соорудить. И потом, для чего? Морскую воду качать? Эсминец опрокидывался, высоко задирая нос. Подло весьма опрокидывался — у пирса, на бок… Тут долго никто не пришвартуется. Дифферент уже был почти 70 градусов на корму. Крейсер же, несмотря на нешуточный пожар, вовсе не собирался умирать. По нему метались черные фигурки, но никаких признаков шлюпочной тревоги не было заметно. В бело-лунном свете осветительных ракет было видно, как матросы подали два ствола пожаротушения по правому борту и обрушивали на пламя снопы черно-фиолетовой воды, которая, пенясь, становилась ослепительно белой.
Черт! Вторая атака? Из той же позиции? Без попыток перебазироваться? Пока «томми», судя по всему, не поняли, что это было… Либо второй эсминец неисправен. Ага! Вон он! За силуэтом горящего крейсера черная плоская тень отошла от пирса и заскользила по серебристой от отсветов воде. Но куда ему двигаться, он пока не определился. Лодка не издавала ни звука, и засечь ее было непросто, тем более, что она практически лежала на грунте в непосредственной близости у берега. И могла сойти просто за рельеф, а рельеф здесь — камни-валуны каждый сам как лодка, и их тут тысячи.
Эсминец принялся остервенело бомбить фарватер. А что еще оставалось? Карлевитц бы тоже так поступил. В теории лодка, если это все-таки была лодка, сейчас должна была как раз стремительно искать выхода из залива, мы фарватер знаем, они — нет. Но лодка как раз никуда не торопилась. Так что эсминец просто бестолково сыпал бочонки — сначала 5, потом еще 5, еще 7, затем удалился на другой конец. Зрелище, прямо скажем, не из приятных. За корму вылетал небольшой бочонок, плюхался в воду, а потом на этом месте расцветал белый цветок, похожий на огромных размеров лилию. Больше эсминца, больше лодки. До слушателя доносился гулкий раскат. Цветок замирал на миг и обрушивался в воду тяжелым жутким ливнем. Не наш, не наш… стучало в висках. Не наш… И этот тоже не наш… Это уже минус 17, у «томми» осталось всего 33… Благодаря усилиям все того же Прина, у «томми» очко теперь все время напряжено. Раз Прин прорвался в Скапа-Флоу, то и другие порты не в безопасности… А что делать? Завалите фарватер бетонными блоками, господа!
Ройтер убрал перископ. На часах была полночь.
Акустик прилежно следил за шумами. К «Фиджи» стали подходить буксиры. К разрывам бомб на противоположном конце бухты прибавились еще два шума высокого тона. А это никуда не годилось. Они могли потушить пожар и оттащить корабль на мелководье.
Ройтер снова поднял перископ.
Да, именно так оно и было. Пожар удалось локализовать, и теперь из-под палубы валили клубы белого дыма. Крейсер принял небольшой дифферент на нос, на носу-то как раз пожар и бушевал, что мешало выбрать якоря… Буксиры пытались пришвартоваться, но пока без особого успеха.
В 0.15 из труб вышли еще две «хрюшки» и на этот раз были нацелены в корму. Треск, грохот, клубы черного дыма повалили с новой силой. Вот это уже другое дело! Так держать, герр Ройтер! Крейсер рухнул на левый борт. Невыбранные якоря не давали ему даже опрокинуться по-человечески. Он корчился, как висельник-самоубийца на тюремной решетке. А теперь, пока все это громыхает и хлюпает, мы им прикроемся и на цыпочках — в створ бухты. Расчет оказался точным. «Асдик» не идентифицировал шумов лодки в таком содоме. Тем более что все делалось очень и очень тихо.
