— Нас обнаружили, командир! — прозвучал доклад вахтенного.
— Спокойно. Подпустим его поближе, — медленно и холодно проговорил Ройтер, начался поединок нервов. В критической ситуации Ройтер действовал нарочито медленно. Медленнее говорил, медленнее передвигался. Каждый приказ был продиктован трезвым расчетом.
Это был «Клемсон» — небольшой, но хорошо вооруженный противник. И бомбы он экономит, так просто не разбрасывает.
— Ну, ребятушки, с нами бог и фюрер, не так ли? — Ройтер оглядел присутствовавших в отсеке. — Первый — пли!
Курсы эсминца и торпеды пересеклись ровно на секунду, но именно в эту секунду «свинка» рванула из трубы.
— Полный вперед! Приготовиться к резкому повороту вправо!
Расчет был на то, что даже если торпеда войдет под острым углом — все равно включится магнитный взрыватель. Но овсяночник сам помог Ройтеру. Когда до лодки оставалось не более 500 метров, эсминец вдруг дал резко лево на борт и подставил под удар корму. Раздался звук, похожий на удар оркестровых тарелок, — во всяком случае, так слышали на лодке — англичанин подпрыгнул, от кормы к носу пронесся красный огненный шар и пыхнул дымом в утренний воздух, как созревший гриб-дождевик. Эсминец был в огне, может быть, секунд пять. На шестой он уже черпал бортами. И двигался, как тот деревянный кораблик, увлекаемый водоворотом, за который Ройтер получил выговор. Наверное, если бы подводные лодки не были герметичными, над морем пронесся бы возглас «Йях-у-у-у!», или как это там у индейцев. Подводники, прильнувшие к перископам, радовались как дети. Вырывали друг у друга рукоятки, чтобы посмотреть, как это бывает. Браво, Ройтер! Мы много слышали, как ты расправляешься с «томми», но чтоб вот так! На глазах у пяти экипажей! Аплодисменты! Просто с разворота ногой в челюсть. На! Шепке довольно ухмылялся. Ройтер — земляк и почти что его ученик! Но сам он так делать не будет. Ни-ни!
Это была уже половина победы. На 20 торговцев осталось лишь два военных. Одновременный залп с 12 труб стальной гребенкой прошелся по стройным порядкам конвоя. Мелкие каботажники взрывались, как перекачанные воздушные шарики. Оставшиеся эсминцы легли на атакующие курсы. Ордер конвоя рассыпался. Теперь каждая лодка самостоятельно выбирала цель. Ройтер прицепился к танкеру, близнеца которого он сегодня ночью превратил в полыхающее озеро. Часть судов перешли на зигзаг, часть — на круговую траекторию. Однако ожидаемой паники не возникло. И опять эсминец режет своим острым носом волну в 800 метрах, курс — прямо на ройтеровский перископ. Подлодка вздрагивает два раза, отправляя одну вслед за другой торпеды в сторону «охотника». Взрыв! Эсминец поврежден. Силовая установка не дает возможности двигаться. Он уже не способен причинить вред. Он может только огрызаться. Подбитый эсминец кренится на борт. Большой танкер, все еще невредимый, уходит курсом строго на юг… Менее чем за два часа конвой был рассеян и по большей части уничтожен.
— Браво, лейтенант! Когда будете причаливать, постарайтесь не закрывать шею — пришло радио от командования.
Это был добрый знак: не закрывать шею — это значило награждение. Как мало довелось поносить крест II класса… Теперь он превратится в ленту, а на его месте будет I класс. Ремонтники быстренько выпилили из 5 мм листа Железный крест I класса;[35]аккуратность, с которой были выгравированы бортики, свастика и 1939, восхищала. Если бы не следы напильника на обратной стороне — можно было бы не сомневаться. Это именно он. Ну а почему бы и нет — Ройтер обнаружил конвой, уничтожил два военных корабля. Еще 17 000 брутто-регистровых тонн. Конвой уже никогда не придет к пирсам Гибралтара, так что есть чем похвастаться…
Глава 8
В ПАСТИ У ДЬЯВОЛА
Если я люблю море и все, что похоже на море, то более всего, когда оно гневно и противоречит мне…
Ф. Ницше
Если читателю доведется когда-нибудь посетить Лох-Ив, то, несомненно, ему бросится в глаза, что это место не самое подходящее для романтических морских прогулок. Вся Северная Атлантика такова, но эта кромка берега, изрезанная фьордами и заливами, прикрытая с запада цепью Гебридских островов, — особенно. Север Шотландии вообще неприветлив к человеку. Мох, кустарник да редкие северные птицы в короткое лето — пожалуй, вот и все, кто чувствуют себя здесь более-менее сносно. Однако место это не лишено величавого очарования. Поднимающиеся вокруг черно-фиолетового зеркала ледяной воды утесы образуют нечто похожее на венец кельтского вождя и кажутся грозным напоминанием человеку о том, что вовсе он не так могуч, как возомнил себе. А стальные монстры, курящиеся черным угольным дымом, которые он создал для того, чтобы наводить панический ужас на себе подобных, кажутся здесь лишь хрупкими игрушками на сцене этого магического театра камней.
На рассвете, на подмостках этого грандиозного театра, вода была наглейшим образом потревожена всплывшей железной штуковиной, «парусом», как говорят подводники. Этот «парус» медленно поплыл над гладью, по которой курился туман. Из люка высунулась белая фуражка с глазами окуляров бинокля.
Лодка шла на самом малом ходу, не включая дизель, со скоростью 2 узла, чтобы даже плеск воды за кормой не выдавал ее присутствия. В тумане невнятным темным пятном прорезалась кромка берега.
— Дай бог, чтобы здесь не было каких-нибудь поселений, — прошептал Ройтер.
— По карте — все чисто, командир! — так же шепотом отозвался Унтерхорст.
— Глубина?
— Один — два![36]— отчеканили из отсека.
— Машина — стоп!
Винты замерли, вибрация, передаваемая по корпусу лодки, прекратилась. Сигарообразное тело корабля скользило дальше по инерции. Тишина. Только журчание воды за кормой мостика.
Лодка, скрытая туманом, пробиралась по матовому зеркалу все ближе и ближе к каменистому берегу. Берегу Великобритании, на который еще не ступала нога немецкого солдата. Вдруг раздался глухой удар. Корабль процарапал днищем о камень.
— Реверс оба полхода! — зашипел Ройтер. Не хватало еще тут сесть на мель. Это было бы вообще верхом идиотизма и граничило бы со спланированной акцией сдачи лодки и экипажа. Прин, помнится, тоже чуть не сел на мель в Скапа-Флоу. Но нет уж, не дадим мы ему возможности позубоскалить. Лодка дернулась, за кормой раздалось предательское хлюпанье. Обшивка отозвалась гулким скрипом — мели удалось избежать.
Солнце, похоже, здесь вообще не восходит. Никогда. Уже было 9 часов утра, а небо тускло светилось холодным блеклым сиянием, как в больничной палате. Ни день, ни ночь, а так — нечто среднее. Да еще туман. Только тут надо держать ухо востро! Хватит с нас Хартпула.
