Я засмеялся. Я смеялся искренне, как обычно смеются над хорошей шуткой.
Кис отвел взгляд. Допил пиво, бросил пустую банку в мусорное ведро, где уже было несколько ее товарок. Загремели жестянки.
Старше чертового мира… ну надо же…
Продолжая смеяться, я достал из холодильника еще один пакетик.
— Знаешь, какое дерево растет на поляне Совета?
— Вишня?
Приближался Новый год. Город был украшен гирляндами и искусственными елками. В преддверии праздников люди становились более раскованными, радостными и менее бдительными. Наши ребята тихонько суетились, заготавливая сюрпризы, хлопушки, спиртное и всякую увеселительную всячину. Зараженный их настроениями, я пару раз выходил на охоту, чтобы на полученные деньги купить всем подарки. Честно говоря, «подарочного» опыта у меня не имелось, поскольку в поселке делать подарки было как-то не принято. Теперь вот пришлось учиться. С Крохой все было просто — мальчик хотел новую гитару. Андрей и Марат тоскливо поглядывали на разбитый Кисом во время последнего скандала магнитофон. Побродив по магазинам, я нашел и то, и другое. Сложнее всего оказалось с Кисом. Я знал, он хотел машину, но таких денег у меня не было, а грабить банк желания пока не возникало. Так что, после пары дней мучительных раздумий я решил заменить машину мотоциклом. Правда, он тоже оказался недешевым, но я сумел набрать нужную сумму. Я знал, Кису будет приятно. Хорошо, что я не успел его выкупить. Вряд ли кроме Киса кто-нибудь из нас сел бы за руль, а Кис Новый год с нами уже не встречал.
— Он что, ушел? Как-то трудно поверить, что он вас бросил…
— Он ушел…
Андрей обожал детективные истории, причем не придуманные, книжные, а настоящие. Он собирал газетные вырезки о самых крупных, нашумевших преступлениях, вел дневники, в которых выстраивал собственные версии. Его любимым, если так вообще можно выразиться, преступником был Томаш Вулф.
«Да ты что! Это же легенда!» — восторженно сказал Андрей однажды.
Мы были в комнате вдвоем. Андрей курил и делал какие-то пометки в тетради. Писал он быстро, но как-то неровно, скачками, словно его рука разучилась держать карандаш. Впрочем, может, так и было. Они с Маратом бросили школу еще полтора года назад.
Я забрался с ногами на диван, и, чуть прищурив глаза, лениво рассматривал книжные полки напротив. Хотелось что-нибудь почитать, но вставать за книжкой было лень, и тогда я спросил Андрея, что он там такое делает.
— Ну… понимаешь, я тут набрасываю некоторые идеи… — пробормотал он, не отрываясь от тетради, — касательно Томаша Вулфа.
— Кого? — поперхнулся я.
— Да ты что! — Андрей даже подпрыгнул от изумления. — Неужели ни разу не слышал о волке-убийце? Это же легенда!
— А?
Андрей восхищенно, с азартом заядлого рыбака или охотника, продолжал:
— Сколько уже лет его ловят! А поймать до сих пор не могут! Знаешь, как-то не верится, что это все совершает один человек! Такие разные убийства! И в разных частях страны… Только фирменный знак всегда один и тот же — клочок волчьей шерсти. Его потому Вулфом и прозвали… «Вулф» — значит «волк» в переводе…
Вулф… Вообще-то, это было не прозвище, а обыкновенная фамилия. Как Эбер, Джонсон или Курочкин..
— Предполагают, что он маньяк… сумасшедший, который отождествляет себя со зверем… с волком, если точнее… А все эти убийства носят, якобы, ритуальный характер… — Андрей быстро пролистал какие-то свои бумажки, потом бросил с презрительной гордостью — Дураки! Никакой он не сумасшедший!
— Да? А кто же он, по-твоему?
— Он? Знаешь, Ной, я думаю, что он — настоящий волк!
— Кто?! — честно говоря, не предполагал, что Андрею удастся так удивить меня.
— Ну, в смысле, оборотень… Эй! Не смейся!
— Да я и не смеюсь…
В общем-то, мне действительно было не до смеха.
— Ты не веришь в то, что оборотни существуют? — расстроено спросил Андрей.
Я со вздохом потянулся.
— Верю… Природа слишком многообразна, чтобы остановиться в своем развитии только на человеке…
— Тогда чем тебе не нравится моя идея?
— Идея? Да нет, идея нормальная… Только почему обязательно оборотень?
— А кто еще? — изумился моей недалекости Андрей. — Вот послушай… — он принялся рисовать какие-то крестики и стрелочки на бумаге, на первый взгляд, бессвязные, но, несомненно, имевшие для него какой-то свой, тайный смысл. — Вулф убивает только ночью…
Я усмехнулся:
— И конечно, только в полнолуние?
— Почему в полнолуние? Не обязательно… Просто ночью… А, я понял, о чем ты! Нет, Ной! Полнолуние — конечно, хорошая штука, и оборотня по нему легко вычислить, но ведь не обязательно, что жизнь Томаша Вулфа подчиняется фазам луны. В конце концов, что мы знаем об оборотнях? Только то, что сами же и придумали! Про полную луну между прочим тоже!
В его словах имелся смысл, и это настораживало.
А Андрей, обрадовавшись, что наконец нашелся кто-то, кого заинтересовали его рассуждения, продолжал говорить:
— У его жертв часто разорвано горло или сломана шея. И множественные укусы на теле… А шерсть!
— Что — шерсть?
— Вот! — Андрей ткнул пальцем в какую-то газетную вырезку. — Один спец, сравнивая те клочки, которые находили рядом с убитыми, сказал, что иногда это шерсть, срезанная ножом, а иногда — выпавшая… ну, как при линьке, знаешь?
— И?
— И значит, он линяет!
Потрясающий вывод!
— Кто линяет?
— Вулф! Линяет, как любая собака!
Я хмыкнул. Томаша Вулфа обозвали собакой!
— А может, это не он линяет?
— А кто тогда? — В голосе Андрея сквозило неподдельное удивление. Как будто в этом мире правом линять обладал исключительно Том Вулф.
— Ну… может, он дома держит волка, а когда выходит на охоту… то есть, тьфу, на очередное убийство, отрезает у него клочок шерсти… или вырывает…
— Ага! И прячет в карман! — Андрей засмеялся. — Потом перегрызет человеку горло, раз руку в карман… А шерсть там вся скаталась… Не-ет, Ной! Я думаю, все гораздо проще! Томаш Вулф — оборотень. И его шерсть всегда при нем.
Он сказал это с такой убежденностью, что я не рискнул спорить. Как не рискнул развивать дальше данную тему. Да и что я вообще мог сказать ему, мальчику, выросшему на городских улицах?
Мы вскоре снова заговорили об оборотнях, но только вот причиной этому было уже совсем не праздное любопытство…
Помню, луна еще не родилась. Пустое небо в оконном проеме казалось бездонным и мертвым. Я читал «Мастера и Маргариту».
