Книга Женщины французского капитана - Жаклин Санд

В деревушке Контуган насчитывалось девять дворов и около пятидесяти жителей; всем им позволили остаться в домах, а лагерь раскинулся вокруг – и Контуган напоминала одинокую скалу в бушующем море. Так как устроить новый штаб в деревне, естественно, было негде, для командующих привезли огромную палатку, выставили караул и вбили шест с флагом. Трехцветное знамя реяло высоко в синем небе. Виконт закинул голову, чтобы посмотреть на флаг, и едва не потерял кивер.

Спешились, отдали лошадей ординарцам. Полковник, повернувшись к госпоже де Рюэль, вновь взял под козырек.

– Мадам!..

– Я знаю, знаю правила, – она сдерживала лошадку, которой вздумалось потанцевать. – Я проедусь тут, погляжу, развлекусь. Когда мне возвратиться?

– Пожалуй, через час, мадам.

– Вы очень любезны, полковник.

Вивиана свистнула, пришпорила кобылку, и та, обрадовавшись, рванула с места. Мужчины проводили умелую всадницу восхищенными взглядами.

– Хороша, Сезар! А? – Де Дюкетт прищелкнул языком.

– Де Эмон на нее заглядывался? – без обиняков спросил виконт.

– О господи. Жан на всех заглядывался. Помните же, я вам сказал: пару раз они вместе прогуливались. Но мадам де Рюэль… не такая. И любит мужа.

– Любовь может спасовать перед скукой. Подполковник де Рюэль довольно занят.

– Все мы тут довольно заняты, – сварливо ответил де Дюкетт, – мы воюем. Идемте, идемте. Доложи, – велел он одному из солдат, и тот нырнул в шатер; появившись через несколько секунд, кивнул.

– Входите, полковник.

В палатке, больше напоминавшей просторный сарай с полотняными стенами, стоял длинный стол, вокруг него – несколько походных стульев, на столе – карты, компасы, бумага и чернила – бардак, одним словом. Над картой, заложив руки за спину, склонялся облаченный в маршальский мундир человек с высоким лбом, зачесанными назад волосами и уже наметившимися залысинами. Обращаясь к собеседнику – незнакомому английскому полковнику, – он говорил отчетливо и зло:

– Вы не понимаете! Меньшиков. Что вы говорите мне о нем? Он откровенно презирает своих коллег по правительству и не дает себе никакого труда скрывать это. Он издевается над Вронченко, русским министром финансов. Конечно, Вронченко слишком ничтожен, но это не дает никакого права унижать его! Меньшиков даже позволяет себе острить по поводу русского царя, а на такое мало кто в России решается. Но при том он медлителен, как медведь после спячки. Русский медведь! Его ничему не научила даже бомбардировка Одессы!

Отвлекшись на мгновение, чтобы кивнуть пришедшим, маршал Сент-Арно (а это оказался он) продолжал:

– С того дня, как наш флот вошел в Черное море, с января этого года, можно было предпринять массу усилий, чтобы остановить угрозу. Но Меньшиков ничего не сделал. Именно это заставляет меня думать, будто он не сумеет защитить Севастополь. И мы возьмем город. Идите. Я больше не могу тратить на это время.

Английский полковник поднялся, сухо кивнул и, не сказав ни слова и не поприветствовав пришедших, удалился. Де Дюкетт проводил его взглядом.

– Сомневающиеся союзники, – сказал маршал, – иногда отравляют мне жизнь больше, чем изъеденный червями хлеб с обозных телег. Англичане и их командующий. Этот честный, тупой, массивный, прямолинейный, медлительный и в мышлении, и в движениях английский аристократ, весь век соблюдавший и шаблон морали, и шаблон церковной веры, и шаблон светского быта, и вообще все шаблоны, принятые в его касте, и вне их не живший и не мысливший! Хуже англичан только арабы. Канробер тоже красномундирников терпеть не может. Вчера говорили с ним об этом. Храбрости их он не отрицает и считает, что на поле битвы они держатся хорошо. Но его возмущает, как и меня, обилие негодных элементов – пьяниц, бродяг и иных сомнительных людей, – попавших в английскую армию по добровольному найму, так как обязательной воинской повинности в этой стране не существует. Подумайте, господа, их офицеры до сих пор покупают должности!

– Доброе утро, – полковник, никак не прокомментировав эту пламенную речь, взял под козырек, Сезар проделал то же. – Маршал, позвольте вам представить моего второго адъютанта, только заступившего на свою должность. Сезар Мишель Бретинье, виконт де Моро. Тот человек, – добавил он с намеком, – о котором я вам говорил.

– Ах, вот как! Добро пожаловать, – маршал протянул руку, и Сезар, шагнув вперед, пожал сухую узкую ладонь. – Что ж, садитесь, господа. Вы завтракали?

Говорил он довольно быстро, энергично и при первом взгляде не вызвал у виконта отвращения. Это оказалось тем более удивительно, что Сент-Арно, как было известно даже детям малым, непосредственно участвовал и в кровавом перевороте 1851 года, являясь военным министром Наполеона, и укрощал восставших на баррикадах. Но все же народ, заполучив его в плен, отпустил – сам по себе факт немаловажный.

Маршал Сент-Арно провел бурную, буйную, приключенческую жизнь. Не было злодеяния, перед которым он остановился бы, наслаждений, которых он не испытал бы, опасности, перед которой отступил бы, человека, которого пожалел бы. Глядя на него, Сезар подумал, что, наверное, капитан де Эмон в чем-то на него походил, хотя сейчас точно сказать невозможно. Сент-Арно воевал очень долго в Алжире, служил в африканском Иностранном легионе, арабов за людей никогда не считал, подчиненным позволял грабить их и убивать при малейшем сопротивлении и сам грабил и убивал, но и расстреливал своих солдат беспощадно за малейший признак неповиновения с их стороны. Это было единственное, чего он не прощал им. Его отряд головорезов, воспитанных им же, получил не только у арабов, но и французов название «адской колонны». Арабов ему случалось загонять массами в пещеры и потом лишать их жизни, впуская в пещеры дым. Маршал Сент-Арно был талантливым военачальником, зорким, энергичным, бесстрашным, быстрым и удачливым в решениях. Он до такой степени нуждался в острых ощущениях, что не пропускал и в мирные дни ни одного большого пожара в городе, если таковой случался поблизости, участвовал в тушении, рисковал жизнью. Было даже удивительно, что виконт ни разу не увидал его во время того нелегкого периода, когда столицу до смерти испугал Парижский Поджигатель – но, может, просто не заметил. Сезар подозревал, что маршал сам бы помог Поджигателю, если б послушал его бредовые идеи. Горело-то красиво. Он был выходцем из буржуазных низов, авантюристом вроде Видока, только большего размаха. К людям подобного рода виконт питал некоторую слабость.

Однако, глядя на маршала, Сезар подумал, что тот, кажется, не совсем здоров: кожа его была бледна, даже несколько сероватого оттенка, глаза блестели лихорадочным блеском, а когда Сент-Арно потянулся к стоявшей на кипе бумаг бутыли темного стекла, виконт заметил, что его рука дрожит.