— Если вы хотите эффективного лечения, то я буду решать, где ей лежать и что принимать! — Лученко неожиданно сорвалась.
Нервы из-за этой чертовой стройки дома в Пуще-Водице уже сдавали. Самой бы попить успокоительное…
Однако такая решительность возымела нужное действие.
— Ладно. Кладите ее куда хотите, только не в коридоре, главное — результат. — Дружнов пожал плечами и ушел к себе.
Вначале Вера ежедневно навещала свою подопечную. В палате было хорошо: свой санузел и душевая кабина, холодильник, телевизор и, кроме кроватей и тумбочек, еще стол и стулья. Окна украшали веселенькие жалюзи салатового цвета. Милена Леонидовна на приходы врача реагировала скупо, она большую часть времени спала.
В той же палате лежала еще одна пациентка, женщина примерно за сорок с нарушениями психики, связанными с ранним климаксом. Она вскоре должна была выписываться. Эта женщина любила поговорить, и для Осокоровой такое соседство оказалось целебным. Уже через неделю, после капельниц, таблеток и регулярного питания, плюс постоянные разговоры с соседкой, Осокорова пошла на поправку. С ней стало можно говорить уже не только о проблемах ее пищеварительного тракта.
— Вот вы смотрите на меня и думаете: развалина! — хнычущим голосом пожаловалась она.
— Не вижу перед собой развалины, — ответила Лученко. — Я смотрю на вас и думаю: у этой женщины еще все впереди.
Милена Леонидовна мечтательно посмотрела в потолок.
— А ведь обо мне всю жизнь говорили «золотые руки», — с гордостью сообщила она.
— Вы шьете? Вяжете, вышиваете? Это прекрасно.
— Не шью, не вяжу и не вышиваю. А руки у меня в полном смысле слова золотые! — загадочно усмехнулась Осокорова.
— Интригуете? Я вся внимание и умираю от любопытства. — Вера говорила то, чего от нее ждали. — Рассказывайте скорее, Милена Леонидовна, а то я лопну!
С детства Милена слышала от бабушки рассказы о своем знаменитом на весь мир дедушке, авиаконструкторе Осокорове. Рассматривала собранные бабушкой вырезки из газет и журналов, высказывания о нем, фотографии. Все это ее вдохновляло, видимо, так сильно, что в школе она вместо уроков нудного домоводства решила ходить вместе с мальчишками на уроки труда. Кто знает, может, девочке мерещились самолеты, собранные своими руками? Она с наслаждением мастерила фигурные досочки, табуретки, вешалки, ножки для кресел и много чего еще. Все признавали: ее поделки не уступают поделкам мальчишек, а иногда и превосходят их мастерством. Ясное дело, девочки ее дразнили или игнорировали, мальчишки уважали.
С авиацией не сложилось, надо было зарабатывать. Милена закончила техникум по специальности «маляр». Наверное, строительно-монтажным управлениям города повезло. Ее золотыми руками восхищались, народ собирался посмотреть, как она ловко работает. «Дал же Бог талант!..» Да, у нас любят смотреть, как работают другие…
Женщина в свободное время подрабатывала у знакомых. Кому-то навешивала полки и люстры, у кого-то укладывала паркет, где-то фигурно выкладывала мраморный вензель. Она неплохо зарабатывала, достойно содержала маму и бабушку, чувствовала себя уверенно. А однажды, спустя годы, оглянулась и заметила: жизнь прошла. Родные давно и тихо ушли, сама она вышла на пенсию… Если в дороге тебе интересно и ты не скучаешь — то проходит она быстро, но что делать по прибытии на конечный пункт «старость»? Руки с суставами, скованными отложениями кальция, плохо слушались. Творческая деятельность теперь вызывала не радость, а слезы. А больше ничего Милена Леонидовна делать не любила. Книжки вызывали у нее скуку, под телевизор она засыпала.
Постепенно навалились болезни, и самая главная — эта… Депрессия. Дядя Марк из Америки звонил, интересовался здоровьем. Это происходило регулярно, но редко. Постепенно весь окружающий мир сузился до беспокойства за свое желудочно-кишечное функционирование…
— Я про муки не совсем поняла, — сказала Вера Алексеевна. — Неужели такой сильный артрит, что вы ничего не можете больше мастерить?
— Ну, не совсем… Кое-что могла бы. Но мои золотые руки способны, оказывается, нести не только радость, но и раздор.
— Это как?
— Хм. Вы как психолог могли бы понять…
— Психотерапевт, если не возражаете. А все же?
Лученко, конечно, все поняла, но зачем отнимать у женщины радость объяснений?..
— Ну, вот представьте, живет себе семья. Жена обеды варит, пакеты с едой как тяжеловес таскает, убирает, стирает. Муж, как большинство нынешних мужиков, гвоздя вбить не умеет или не хочет. Лежит на диване с пивом, с газетой, пялится в телевизор. Дети — балбесы. И тут прихожу я… И делаю мужскую работу: вбиваю гвозди, навешиваю полки, кладу кафель, клею обои. Даже краны чиню. А теперь скажите мне как доктор, что происходит, когда за мной закрывается дверь?
— Жена мужу выговаривает, что какая-то чужая женщина за деньги выполняет его мужскую работу?
— Вот именно. Не просто чужая женщина, а старая бабка, из которой песок сыплется!
— Не такая уж старая, и при чем тут песок?
— А я однажды под дверью задержалась и такое услышала! Мама дорогая!
— И вы из-за этого перестали людям помогать?
— Я перестала людям мешать. В том смысле, что не стоит вбитый гвоздь покоя в доме. Поэтому и решила: все, точка.
Лученко задумалась. Тактичность Милены Леонидовны — это чудесное качество, но оно же ей и вредит. Ремиссия, которой удалось достичь в стенах клиники, не продлится вечно. Если она не будет приносить пользу или хотя бы думать, что ее приносит, то вновь станет «психической» пациенткой. С этим надо что-то делать. Что же придумать? Как ей помочь?
Вера время от времени заходила в стационар к Осокоровой и обдумывала эту проблему. Женщину давно можно было выписать, однако она не спешила. Как-то раз, в плохом настроении, когда ничем не удалось помочь одному человеку, потерявшему близких, Лученко задумалась: а почему? Почему я все время ломаю голову над тем, как сделать жизнь Милены лучше?
«Грубо говоря, на кой тебе эта старуха? — спросила она себя. — Ты что, такой гуманист?»
«Да, гуманист, что тут особенного? И я люблю людей. Профессия такая».
«Но у тебя кроме нее достаточно много пациентов, других людей с проблемами. Ты и так разрываешься на части. Почему же думаешь именно о ней? Из-за гонорара?»
«Если честно, то да. Однако высокий американский покровитель что-то мне не звонит. Дружнову тоже, судя по тому, как он виновато смотрит на меня в клинике».
«Ну, это ты врешь насчет гонорара. За все время ты о нем вспомнила всего один раз, когда платила хозяину за квартиру. Так что же? Опять муки совести? Сколько можно?»
«Мне ее жалко, не скрою. Но и всех остальных тоже жалко, просто… Милена попала в мое поле зрения, я потратила на нее свое время и свои душевные силы — вот в чем причина. Мы привязываемся не к тем, у кого какие-то нужные нам качества, а к тем, о ком заботимся».
