Дружнов запнулся и заморгал.
— Как это… То есть вы не понимаете, почему у вертолета два… Но это же элементарно, свет Лексевна! Я сейчас вам все объясню.
— Ой, нет! Боже упаси! — Она отодвинулась. — Кроме мужа, еще несколько человек со мной на вертолетную тему бились, бились, да только сами разбились. Давайте лучше поближе к медицине.
Илья Ильич выглядел как будто даже обиженным.
— Вы непостижимая женщина. Иметь такую светлую голову и при этом быть совершенно технически…
— Невеждой, признаю. Да, у меня техническая слепота, и что? Мне это почти не мешает жить. Почему вас, Илья Ильич, это так возбуждает? — Женщина иронически взглянула на своего начальника.
— Да черт с ней, с техникой. Давайте о главном.
— Я внимательно слушаю.
Дружнов был уверен, что такой специалист, как Лученко, непременно поставит на ноги вообще кого угодно. А за это клинике будет предоставлено все, чего он захочет, — скажем, американская или немецкая медицинская аппаратура, больше ему, главврачу, ничего не нужно. Вера же Алексеевна получит солидный гонорар совершенно приватным образом, а впрочем, можно его провести по бухгалтерии как консультацию, но придется заплатить налоги.
— Провести и заплатить, — сказала Вера, думая о чем-то своем. — Я люблю чистые деньги и чистую совесть. Но… Я не люблю ходить на дом к ВИП-персонам со всеми их капризами.
— Нет-нет, ничего подобного. Она сама придет, вот, я записал ее данные.
— И потом, вы слишком на меня полагаетесь. Есть очень много таких психических заболеваний, которые не поддаются…
— Вы справитесь! — Он решил сменить скользкую тему. — А забавно знаете что? Пока я шел к вам, мне два раза звонили, причем, что странно, из Министерства культуры. Мой друг неосторожно поделился информацией с кем-то, и Осокоров страшно заинтересовал высокие чины Минкульта. Он что-то такое фестивальное устраивает…
Вера вздохнула.
— Меня интересует пациентка… — Она взглянула на листок. — Милена Леонидовна. А все остальное к делу не относится.
Прошло несколько дней, Вера почти забыла этот разговор, когда однажды вместе с очередной пациенткой к ней в кабинет заглянула Тамара, секретарь главврача.
— Верочка, на секунду…
Пациентка, высокая худая женщина лет шестидесяти, медленно опустилась на стул и замерла. Лученко отошла в сторону.
— Ну, в чем дело? Твоя, что ли?
— Боже упаси! — испуганным шепотом ответила Тамара. — Это Илья велел доставить ее к тебе. Будто у меня других дел нет! Ужас! Она не хотела ехать, упрямая, как осел, сидит и тупо смотрит перед собой. Зачем Дружнову позарез надо было, чтобы я ее притащила, — не знаю, сама выясняй. Пришлось хитрить, такси вызывать.
Вера уже все поняла. Она кивнула Тамаре на дверь и занялась пациенткой.
— Милена Леонидовна Осокорова? — спросила Лученко, открывая журнал.
Та кивнула. Лицо застывшее, но в глазах тревога пополам с тоской.
— Я вам помогу, — как можно мягче произнесла Вера, уже видя, в чем дело. — Не сомневайтесь, вам скоро станет легче. А пока расскажите мне о своем самочувствии.
— Мне не хочется кушать, — сказала Осокорова еле слышно. — Совсем нет аппетита. По-моему, я не ем уже несколько недель. Даже перестала готовить… А еще у меня нет стула. Никогда. Я совсем не хожу в туалет…
Она выглядела изможденной древней старухой. Каждая морщина на ее лице выражала тоску о неправильно прожитой жизни. В этот теплый летний день она куталась в темную кофту с видавшим виды желтоватым от времени воротником и кружевным галстучком, похожим на индюшачий зоб. На ногах закрытые осенние туфли, грязно-серые седые волосы подстрижены неаккуратно. К тому же этот удушливый запах нафталина… Голодает? Вера могла поспорить на свою месячную докторскую зарплату, со всеми дежурствами и переработками, что холодильник Милены Леонидовны ломится от запасов еды, причем половина уже сгнила. Страдающие маниакально-депрессивным психозом неадекватно воспринимают реальность.
— Так, понятно. А как спите?
Женщина чуть оживилась.
— Знаете, совсем не сплю. Лежу, перед глазами что-то мелькает… Потом вскакиваю. Так и ночь проходит. Ужасно устала. Просто жить не хочется.
— Что-нибудь болит? Грудь, ноги, руки? Неприятные ощущения в теле?
Она долго думала.
— Нет… Только устала. Ничего не хочется и тревожно, даже страшно. Вы дадите мне снотворное? Только сильное, чтобы сразу уснуть. Я очень измучилась… — По ее щеке скатилась крохотная слезинка.
«Еще не все так плохо, — подумала Вера. — Но дело серьезное».
Маниакально-депрессивный психоз, хрестоматийные симптомы, видно с первого взгляда. Правда, нынче так говорить неполиткорректно, а рекомендовано — «биполярное аффективное расстройство». Даже великие люди им страдали, что уж говорить о простых смертных. У Милены Леонидовны классическая депрессивная фаза: настроение, пониженное до безысходности и без всякой причины, тоска, замедленные движения и мысли, чувство вины перед всеми, желание уснуть, а лучше умереть. Такое состояние довольно опасно и чревато суицидом, и лишь вот эта глобальная заторможенность иногда удерживает пациентов от решительного причинения себе вреда. Ну и соматика, конечно, та самая: запоры, потеря сна и аппетита, резкое снижение веса… Хорошо, что у нее не вегетативная депрессия, когда человек мучается хроническими и не поддающимися лекарствам болями.
— С вами живет кто-нибудь? — спросила Лученко. — Ухаживает за вами?
— Нет… Я одна… А, еще раз в неделю домработница приходит. — Она хотела приподняться. — Я пойду, наверное?..
— Сидите, сидите. Я даю вам направление в наш стационар. Там неплохо, трехразовое питание, очень заботливые сестры…
Взгляд Милены сделался чуть осмысленнее.
— А, это хорошо…
«Особенно хорошо потому, что сейчас помочь может только медикаментозное лечение, — подумала Вера. — А дальше посмотрим».
Лученко понимала, что в одиночку женщина с болезнью никогда не справится. А приходящая домработница не поможет решить проблему с таким заболеванием. Тут требовался круглосуточный уход и контроль. Контролировать же пожилую даму следовало очень тщательно, потому что мало ли — заторможенность заторможенностью, но направленность в сторону суицида надо отслеживать.
В клинике не было отделения для больных психоневрологического профиля, но для редких больных, требовавших лечения в стационаре, имелась вполне комфортабельная двухместная палата в неврологическом отделении. И хотя для ВИП-пациентов существовала одноместная палата люкс, Вера настояла, чтобы Осокорову положили в обычную двухместную.
— Что вы делаете, Вера Алексеевна?! Это же племянница богача! Сам министр держит этот случай на контроле, мэрия звонит каждый день! А вы? Только в люкс! Нас не поймут! — Главврач нервно побарабанил пальцами по столу.
