Книга Смерть ради смерти - Александра Маринина

«Одно из четырех, одно из четырех», – твердила про себяНастя Каменская, разложив на столе четыре справки об украденных уголовныхделах. Интерес для вора представляло только одно дело из этих четырех,остальные выполняли роль дымовой шашки. Какое же из них?

Дело о покушении на кражу джинсов, совершенном ДимойКрасниковым? Глупость. В деле не фигурирует никто, кроме самого Димы. Ничегоинтересного там нет и быть не может. Хотя сведения об усыновлении… Дело укралиради них? Это могло бы иметь смысл, если бы вопрос касался миллиардера, скоторого можно содрать побольше. И уж, конечно, эти сведения не отдали бы запросто так мастеру из автосервиса в ответ на просьбу одолжить денег. И ещеодно: в этом случае инициатором кражи должен быть следователь Бакланов, иботолько он один знал, что такие сведения в деле есть. Но тогда конструкцияполучается очень громоздкой. Зачем красть дело, чтобы получить имеющиеся в немсведения, если их можно просто узнать у следователя? Ах, он не говорит? А отом, что сведения есть, сказал? Значит, так или иначе, тайну разгласил. Нотогда он должен был сказать и другое: с семьи учителей много не получишь. Вобщем, слабовато. Тем более что человек, проявивший в разговоре со следователеминтерес к сведениям из дела Димы Красникова и таким образом «засветившийся», неможет рассчитывать на то, что не подпадет под подозрение, когда кража дел будетобнаружена.

Злостное хулиганство. Раскрывать там нечего, преступникзадержан прямо на месте происшествия, как и в случае с Красниковым. Виновныйизвестен, ему на работу уже ушла «телега», так что красть дело, чтобы скрытьфакт привлечения к ответственности, бесполезно. Зачем еще нужно дело охулиганстве? Чтобы избежать тюрьмы? Тоже глупо. В деле о хулиганстве обычно небывает таких документов, которые существуют в единственном экземпляре иликоторые невозможно восстановить. Есть протокол, составленный патрульно-постовойслужбой при задержании, есть свидетели.

Бытовое убийство и последующее самоубийство виновного. Нутут уж точно ловить нечего. Муж в приступе ярости зарезал свою молодуюкрасавицу-жену, был задержан, по ходатайству с места работы (весьма уважаемогоучреждения) и при поддержке прокурора был выпущен под залог, на следующий деньповесился у себя дома. Единственный человек, заинтересованный в деле, покончилс собой. Правда, все может оказаться не столь простым, если допустить, чтоубийство совершил не он. Тогда в краже дела мог быть заинтересован истинныйубийца. Но, с другой стороны, зачем ему это? Несправедливо обвиненный мертв,преступление списано на него, чего ж зря беспокоиться.

Групповое разбойное нападение на сбербанк. Здесь всенаоборот: преступление не раскрыто, виновные не известны, стало быть, какойсмысл красть дело, если в нем вообще ничего нет? Или все-таки есть? Может быть,в деле есть изобличающая преступников или опасная для них информация, аследователь этого еще не понял? Пожалуй, групповой разбой можно считатьнаиболее перспективным с точки зрения возможных мотивов кражи уголовного дела.

Настя вздохнула, достала два чистых листа бумаги, на одномиз них написала: «Разбой. Вытрясти из следователя все, что он помнит изматериалов и информации», а на другом: «Убийство и самоубийство. Нет лиоснований подозревать, что убийство совершил не тот, кто покончил с собой?»

Она сняла телефонную трубку и позвонила Ольшанскому.

– Константин Михайлович, это Каменская, здравствуйте.

– Здравствуй, Каменская, – послышался в ответ еготенорок. – Чем порадуешь?

– Дело о халатности следователя Бакланова и о кражевозбудили?

– А как же. Крови жаждешь?

– Нет, хочу внести предложение. Можно?

– Валяй, – великодушно разрешил Ольшанский.

– В первую очередь надо сконцентрироваться на групповомразбое. Допросите, пожалуйста, Бакланова обо всем, что было в украденном деле.Надо, чтобы он вспомнил как можно больше деталей и мелочей.

– Мыслишь правильно, – согласилсяследователь. – Думаешь, этот трусливый дурак что-то мимо глаз пропустил?

– Именно.

– Лады. Присылай своего черноглазого, пусть вместе сомной допрашивает.

– Мишу Доценко? Зачем он вам?

– А у него хорошо получается, пусть поработает, я вуголке посижу, поучусь.

– Шутите? – зло спросила Настя. Она терпеть немогла ерничества, тем более если не понимала, чем оно вызвано. Мишадействительно хорошо работает, зачем же издеваться над молодым парнем? Если онсделал что-то не так, так покажи, как надо, поправь, научи своим примером,объясни толково, а не устраивай цирк-шапито на колхозном поле.

– Ни в одном глазу, – очень серьезно ответилКонстантин Михайлович. – Раньше для меня все психологические хитростиВолодька Ларцев придумывал. А теперь я без него как без рук. Приходится учитьсясамому в чужих мозгах копаться. А ты недобрая, Каменская. И ко мне плохоотносишься.

– Неправда ваша, Константин Михайлович, я к вамнормально отношусь. Грех вам жаловаться. А что недобрая – это точно, только я,кажется, по отношению к вам этого не проявляю.

– Ну да, – расхохотался в трубкуследователь. – Ты бы свой голос со стороны услышала, когда спросила, нешучу ли я! Думала, я мальчишку обидеть хотел? У тебя в голосе вся мироваяненависть звучала, только глухой не услышит. Ладно, я не обижаюсь. Так пришлешьМихаила?

– Пришлю, – сдержанно ответила Настя. Ей былонеловко.

Отправив Мишу Доценко в прокуратуру, она, с трудомнагнувшись, надела сапоги и стала складывать в сумку многочисленные листочки содной ей понятными значками и закорючками. Пусть Ольшанский с Мишейпрорабатывают версию о групповом разбое, а она займется бытовым убийством.Может быть, работники милиции, участвовавшие в работе по этому делу, расскажутчто-нибудь интересное.