Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Целый день ходила Надежда Прохоровна как в воду опущенная. Молоко для каши два раза кипятила – первое убежало и пригорело. Белье забыла из стиральной машины достать и развесить, опомнилась, когда уже Софа с тазом на чердак отправилась…
А ночью заперла свою комнату на ключ.
Засова на входной двери коммунальной квартиры никогда не было. Соседи всю жизнь работали в разные смены, возвращались либо поздним вечером, либо под утро, и двери на внутренний засов нарочно не запирали. Кому охота вскакивать ночами и бегать задвижку открывать? Или, наоборот, людей под утро будить…
Сколько себя помнила Софья Тихоновна, еще ни разу она не слышала, как комнатный замок Надежды скрежещет поздним вечером, закрываясь на все обороты…
И мелькнула мысль: «Сдает Надежда. Раз сама себя в туманном зеркале не узнала и перепугалась до полусмерти. Сдает… А признаться в том боится…»
Два дня участковый Бубенцов испытывал сильнейшие терзания. Чужие сверкающие лавры спалили душу до вонючего пепла, душа корчилась в адских муках искреннейшего раскаяния и искала выход из этой топки.
Бубенцов купил уже две книги про английскую старушку мисс Марпл. Одну из них сдуру прочитал и только укрепился в мысли – старость и слабоумие далеко не синонимы.
Вечером в пятницу Алексей Андреевич купил торт «Чародейка», оделся цивильно и неброско и потопал в сороковую квартиру – виниться.
Речь была заготовлена. Желудок пуст. Чувство вины и предстоящая моральная экзекуция совсем лишили аппетита.
Дверь открыла Софья Тихоновна Мальцева. Одетая, как всегда, чопорно, но не без изящества, слегка пахнущая какими-то забытыми духами, приветливая:
– Проходите, проходите, Алешенька, мы как раз собираемся чай пить.
– А Надежда Прохоровна?..
– Проходите, Алешенька, не смущайтесь. Надежда Прохоровна в моей комнате.
Алеша снял ботинки, пригладил волосы пятерней и, зажимая под мышкой книгу, держа «Чародейку» на манер подноса, вошел в большую, освещенную пятирожковой люстрой комнату.
Собрался уже с порога начать виниться (пока слова не выбило волнением), уже промолвил «Добрый вечер», но дальше онемел…
В центре комнаты, за круглым, накрытым для чаепития столом сидел ангел. Под пышными, вьющимися волосами цвета тополиного пуха, что свисали по спине, наверное, скрывались крылья. Розовые губки божества тронула мимолетная улыбка, серьезные серые глаза рассматривали лейтенанта чуть пугливо.
– Здрасте, – еще раз, кивая головой на вытянутой в струнку шее, глупо повторил Бубенцов.
– Здравствуй, Алеша. – Бабушка Губкина была настроена миролюбиво. – Экий ты сегодня нарядный.
Алеша подумал, что комплимент прозвучал так, словно обычно лейтенант захаживает в гости в линялой майке, растянутых трениках и тапочках на босу ногу.
Впрочем, так, наверное, подумал один Алеша. Ангел хлопнул пушистыми ресницами (без малейшего признака туши на них) и тут же был представлен госпожой Губкиной:
– Знакомься, Алешенька. Это – Настя. Внучатая племянница Софы. Садись за стол.
Алеша согнул непослушные циркульные ноги над стулом, чинно пристроил на колени коробочку с «Чародейкой», потом опомнился и протянул ее даме:
– Это вам, Надежда Прохоровна.
– Ба-а-а, – пробасила та. – Какой подарок!
– И книга. Тоже вам.
Все подношения лейтенант преподнес, неловко приподнимая седалище над стулом.
Чувствовал он себя не к тому подготовленным и оттого оробевшим, нелепым, глупым казенным чурбаном, вырядившимся в отутюженные мамой брюки и китайский свитер, подаренный сестрой на День милиции в позапрошлом году.
Ангельские крылья незнакомки, пардон – Анастасии! – прятали не только локоны, но и какой-то неземной домашний костюмчик, сотканный из небесно-голубого света, с розовым мишкой на груди. Мишка, разумеется, по контуру был обшит россыпью звезд.
Софья Тихоновна достала из серванта чашечку и блюдце, налила лейтенанту крепкого чая и, заметив смущение гостя, приободрила похвалой:
– Алешенька, Настя, участковый милиционер.
Милиционер растянул в улыбке резиновые губы.
– Наш защитник и заступник.
Заступник и защитник засмущался окончательно, все мысли о сгинувшем в собачьих желудках Геркулесе вымело из головы серебряное пламя, льющееся из ангельских глаз, и там остались только бестолковые мыслишки вроде «А ногти на руках надо было еще вчера постричь…»
Ангел вместе с тетушкой упорхнул на кухню за ножом и лопаточкой для торта, бабушка Губкина неторопливо делилась с участковым информацией:
– Софа хочет Настю на свою жилплощадь прописать. Поможешь, Алеша?
– Помогу, – хрипло согласился лейтенант.
– Она медичка. Фельдшер. Работала в Перми на «скорой помощи». Как думаешь, в Москве так же устроится?
– Устроится, – скупо ответил Бубенцов, хотя мог бы дать и более развернутое подтверждение. Его сестра Светлана тоже закончила медучилище и о том, что работы в Москве навалом (если ты не лентяй и за особо длинным рублем не гонишься), говорила не раз.
Последние слова Надежда Прохоровна услышала и входящая в комнату Софья Тихоновна.
– Вот только уговорить ее, Алеша, осталось, – сказала как бы мимоходом, склоняясь над тортом.
– Почему – уговорить? – искренне удивился лейтенант, сто раз на дню сталкивающийся с незарегистрированными гастарбайтерами.
– Так передумала! – тоже вроде бы удивленно воскликнула Надежда Прохоровна. – Уезжал – говорила: вернусь навсегда. Приехала – передумала.
– Да, – огорченно кивнула Софья Тихоновна. – Вернулась и что-то в нерешительности…
– Такое бывает, – глубокомысленно отозвался Бубенцов. Как только в комнате затих шелест ангельских крыльев, он понемногу обрел дар речи и здравомыслие. – Побудет человек в гостях, все вроде здорово покажется. А отдалится, съездит домой к родным стенам и пересмотрит решение. Страшно начинать все заново, старое рушить…
– Да было бы чего рушить! – перебила расфилософствовавшегося милиционера гражданка Губкина. – У нее одна Софья на белом свете осталась!
– А друзья? Их вы в расчет не берете? – резонно заметил Алеша и смущенно добавил: – Или… жених, например…
– Да какой там жених! Рассорились они!
– Надя, – укоризненно протянула Софья Тихоновна.
– Что – Надя?! – вспыхнула та. – Вот я помру, на кого тебя оставлю?! А так – Алеша. Походит с Настенькой по Москве, поможет ей обвыкнуться. Не все ж ей с нами, грибами плесневелыми, тут киснуть!
– Надя! Пейте, Алешенька, чай, пейте. Остыл совсем.
Деликатная Софья Тихоновна вовремя перекрыла словоизвержения Надежды Прохоровны. В комнату с лопаточкой для торта вернулось небесное видение – Настенька.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
