Ее дочь, самая обычная девчонка, хотя уже и не по годам серьезная, ее Анька нигде в целом мире не могла узнать или услышать ровным счетом ничего о капитане Петре Надежине.
Разве что от Смагиных или, упаси Боже, Сазоновых.
Но из ныне здравствующих потомков того Смагина ей был известен разве что Федор, совсем еще молодой, но уже удачливый предприниматель, кажется, делающий себе карьеру на каких-то услугах связи. Но она была уверена, что Федор ну никак с Анькой не пересекался…. «А о семье Сазоновых я и думать не хочу, — поджала губы Галина Борисовна. — Вот их для меня точно не существует и впредь существовать не может!»
И всё же инструкция требовала в таких нештатных случаях немедленно поставить в известность Первый отдел Второго управления Генштаба ВКС.
Капитана Овсянникова Галина Борисовна Надежина недолюбливала за излишнюю въедливость и педантичность. Однако искренне уважала его преданность делу и высочайший профессионализм. Именно капитан был яростным сторонником введения предварительной фильтрации материалов во всех видах СМИ, за что пишущая братия немедля окрестила его Цензуро-Цербером. Овсянников об этом своем прозвище знал и по слухам сдержанно им гордился.
Но Галине Борисовне было сейчас не до служебных обязанностей и должностных инструкций. Единственный человек, от которого Аня могла услышать о капитане «Звезды», была она сама, Галина Борисовна Надежина, начальник 3-й секции Архива документов, рукописей и записок, не имеющих практического научного значения Музея Главдальразведки.
И тоже капитан, хотя последнему обстоятельству она была обязана, конечно же, случайным совпадением.
Но один капитан никогда не говорил своей дочери о другом капитане. И старался даже не думать в ее присутствии о нем. Но, видимо, получалось плохо.
Капитан Надежина закрыла глаза. Перед ее мысленным взором пронеслись образы один страшнее другого.
Младенец с двумя параллельными разрезами в области миндалин, слишком похожими на недоразвитые жаберные щели, чтобы это было случайностью.
Жизнерадостный мальчик лет шести с живыми блестящими глазами и руками, от кончиков пальцев до локтей покрытыми блестящей бородавчатой кожей, которую не лечит даже лазерная терапия, и которая совсем не похожа на обычный ихтиоз, пусть и в крайней фазе развития.
И, наконец, совсем уж непонятное существо со скелетом, согнутым в дугу, маленькими глазками над огромным, складчатым ртом, и четырьмя подагрически искривленными конечностями, увенчанными твердыми кожистыми перепонками, за которыми не видно пальцев…
Это Сазоновы. Временной промежуток — тридцать шесть лет, почти полвека. Полвека удивления, растерянности, страха, и в итоге — глухой ненависти и отчаяния.
Потому что были и другие. Совсем уже другие, образы которых сейчас наотрез отказывалось возрождать милостивое воображение.
И Надежины.
Разные. Странные. Необъяснимые. Без внешних уродств и атавизмов, всех этих бородавок, перепонок, волчьих пастей и иных, еще более причудливых капризов морфологии. Морфологии невесть какой природы, ставшей бичом и проклятием рода Сазоновых.
У Надежиных всё это было внутри. Проявлялось внешне лишь необычными умственными способностями, подчас запредельной парадоксальностью мышления, умением предчувствовать еще не сбывшееся и влиять на окружающих, с легкостью подчиняя их своей воле. Возникало со вполне определенной периодичностью, проследить которую не составило бы труда любому третьекурснику факультета генетики.
Вот только саму суть процесса и его законы пока не мог диагностировать или прогнозировать ни один специалист самого высокого уровня из всех, кто когда-либо курировал род Надежиных.
Источник, очаг наследственной аномалии смогли определить довольно быстро, но это было всё, на что способна наука Сферы Великорасы — и трехвековой давности, когда были достигнуты первые успехи, и сегодняшнего дня, когда эти успехи так и остались последней надеждой для потомков двух забытых экипажей.
Сейчас Галина Борисовна понимала, что ее дочери вовсе не обязательно было ловить обрывки материнских фраз и разгадывать полунамеки, случайно оброненные в разговорах матери с отцом. Аня умела слышать невысказанное. И от осознания того, насколько ее собственное невысказанное было глубоко сокрыто под спудом рассудка и давнего табу, вдобавок наложенного и ее железным характером на всё, связанное с именем капитана «Звезды» Петра Надежина, Галине Борисовне стало и страшно, и легко одновременно.
Отныне ей не нужно было таиться от дочери — это уже не имело смысла.
Она постояла еще с минуту на крыльце, с благодарностью подставляя колючему ветру лицо и думая о предстоящем разговоре с дочерью. Начиналась новая жизнь для них обеих, и оттого, станут ли мать и дочь в ней союзницами, зависело будущее их семьи.
* * *
Она рассказала мне многое. Подозреваю, львиную долю того, что знала сама. А о чем умолчала, мне оставалось лишь догадываться.
Я заблаговременно вывел «подушку» из лабиринта цехов, складов и стапелей Старых Верфей, тщательно запарковал ее в неприметном дворике малопосещаемого вида и включил маячок для Сазонова.
Я не сомневался, что инспектор пулей примчится сюда за четверть часа, но к тому времени мы с Тайной будем уже далеко.
Я не оговорился. Тайна — именно так она себя называла.
А что? Мне понравилось. Стильно, с легким налетом эдакого провинциального романтизма, и вдобавок звучит совершенно по-русски. И почему раньше отцы не догадывались называть таким именем дочерей?
Следующим пунктом плана Тайны после «вправления мозгов аборигенам», как она охарактеризовала свою хулиганскую акцию в мемориале на Площади Ветров, было как можно скорее отправиться на… Беллону!
Идея эта — совершенно безумная, если вдуматься — мне, как репортеру, такой уж безумной не показалась… Но я вообще не был до конца уверен в реальности существования этих злополучных звездолетов, «Звезды» и «Восхода»! И у меня не имелось никаких доказательств зимовки членов экипажа «Восхода» именно на Беллоне!
Зато они были у Тайны.
Мы углубились по аллее в один из тенистых городских парков, которых в Громове сейчас, кажется, больше, чем универсальных магазинов.
В одной из беседок мы остановились. Я уселся и погрузился в чтение планшета.
Оно было содержательным: пока Тайна сооружала бутерброды (всё необходимое она захватила с собой в корзинке для пикников), я успел трижды разинуть рот от удивления. А потом и вовсе завис, нахмурив брови как рассерженный китайский божок — маска моего наивысшего интереса, которую я надеваю в последнее время крайне редко.
Суть того, что я прочел, была такова.
Когда в систему Вольф 359 в 2165 году прилетел Х-звездолет «Афанасий Никитин», именно он обнаружил на орбите планеты Беллона фотонный звездолет «Восход».
