– Извини.
– Это будет вам стоить еще одной кружки. Да нет, ничего страшного, я, конечно, не одобряю таких вещей – если хотите знать, вообще против. Я лишь хотел сказать, что можно смотреть на такую мерзость и даже в ней видеть красоту, ведь так?
– Я тебя понял. Но я хочу узнать: убийство на самом деле имело место, или здесь просто умелая инсценировка?
Он поднял на меня недоверчивый взгляд:
– А почему вам так хочется это знать – у вас тяга к развратной жизни?
Я подкинул ему объяснение, в которое и сам старался поверить:
– Эта распродажа могла бы стать очень выгодной для нас. Если я покажу это полиции, им придется начать расследование, а это значит – никакого аукциона. С другой стороны, меня могут обвинить в утаивании сведений об убийстве. Я решил сначала проверить, стоит ли вообще волноваться, а потом уже думать, что можно сделать.
Он принял все без вопросов.
– Вполне справедливо. Но о снимках сказать нечего. – Он снова оторвал от них взгляд. – Ведь так и он вам ответил, да? – Я кивнул. – Вы спрашивали меня, чем бы я мечтал заниматься. Кино. Глупо, да? Я делаю короткометражки, показываю их тем, кто занимается этим же, рассылаю на конкурсы и никуда не могу пробиться. Только об этом и думаю. О сценариях к фильмам. И вижу весь мир через такую рамку. – Он соединил большие и указательные пальцы и посмотрел через них на меня. – Когда я на что-то смотрю, я представляю себе, как это будет выглядеть на экране. Автобус проезжает мимо, и я рассчитываю, с какого угла буду его снимать. Динамичный монтаж – раз, раз-раз. – Он стал резать воздух пальцами. – Вот так или один долгий план? Если я знакомлюсь с кем-нибудь, в голове я даю ему роль. Вот вам, например… – Должно быть, в моем взгляде просквозило нечто, и он остановился. – А, ерунда все… Самый грустный звук – стук кассеты о дно почтового ящика – еще один отказ. Кому это надо? Это моя личная трагедия. Но мой опыт может пригодиться вам. Я делаю фильмы ужасов. Специализируюсь на крови.
– Ну и что ты думаешь по поводу снимков?
– Думаю, Трэпп прав. Здесь нельзя быть уверенным на сто процентов. Но если это подделка, они проделали просто великую работу. – Он приблизил к глазам снимок с убитой и стал пристально, с энтузиазмом его рассматривать. – Хорошая работа. – Он поймал мой взгляд. – Но они ведь очень нехорошо поступают, да? Наверное, нет. – Он снова взял в руки снимок – перерезанное горло, кровоточащая грудь, слепые закатившиеся глаза, откинутая голова. Он понизил голос, словно разговаривая с самим собой: – Но такое действительно могло случиться. – Его передернуло. – Бр-р-р, по крайней мере, нервы от этого портятся. А что на остальных? Расчлененка? Пиры каннибалов?
Я передал ему весь конверт и стал наблюдать, как он равнодушно рассматривает остальные, содержание которых – ничто по сравнению с журналами, проходящими через его руки день за днем. Он помолчал, потом медленно положил фотографии на стол, словно проиграл в покер. Возбужденное лицо Маккиндлесса смотрело на нас в упор.
– Снимок сделан давно, но это он – точно он. Старый пердун.
Я взял нам еще по кружке. Толпа, собравшаяся после работы, начала расходиться по домам, бар затих, и мы перебрались за маленький столик.
– Откуда ты его знаешь?
– Догадайтесь.
– Ценный клиент?
– Что-то вроде. Точно не знаю. Похоже на ваш визит сегодня. Он входит, и меня отправляют за дверь, пока они обсуждают свои дела. Меня это вполне устраивает.
– Ты считаешь, знать такое – себе дороже?
– Бог знает. Мне плевать.
– А что ты делал с компьютером?
– Как вы думаете? Веб-сайт обновлял, его сортимент в базу данных вбивал. Ничего интересного. Лично мне все это наскучило до безобразия. Если честно, я подумываю уже слинять, найти работу в нормальном видео-магазине. – Он скривился. – Засиделся я тут.
– Короче, ты считаешь, что меня никуда не приведет простое разглядывание этих снимков.
– Да. Этих – да. Проблема любых изображений: в них намеков больше, чем смысла. Видишь фигуру в тени за углом, но никогда не сможешь зайти за этот угол. А есть еще что-нибудь, кроме них? – Он заговорщицки понизил голос. – Какие-нибудь улики?
Я покачал головой, потом вспомнил про карточку фотоклуба. Отыскал ее в кошельке и протянул ему:
– Вот разве что…
– Анна-Мария! – рассмеялся он.
– Знаешь ее?
– Знаю? Да она как привет с того света.
7. Фотоклуб
Дизель такси жалобно взвыл, когда мы поднимались на почти перпендикулярный Гарнет-хилл. Водитель снизил скорость, и мы поползли медленнее. Я откинулся на сиденье, стараясь забыть головокружительное падение вниз по Саучихол-стрит. Дерек повернулся ко мне.
– С вами все в порядке?
– Да нормально, просто я не очень люблю высоту?. Может, избавишь меня от догадок и объяснишь, куда мы направляемся?
– Я говорил вам, что снимаю видео.
– Да.
– Ну вот, мои фильмы – в основном десятиминутные зарисовки. Современные видеокамеры и технологии восхитительны, мы делаем то, о чем двадцать лет назад профессионалы могли только мечтать. Но ведь и это сейчас дорого.
– Думаю, да.
– Обычно после того, как берешь напрокат необходимое оборудование, у тебя уже не остается денег на актеров. Вот так я и познакомился с Анной-Марией.
– Она актриса?
– Да. Ну, такая же актриса, какой я режиссер. Играет хорошо, но успех к ней еще не пришел, и потому она бесплатно снимается у ребят, вроде меня: артистичных, со вкусом и непризнанных. Мы познакомились, когда она пришла в магазин повесить объявление. Разговорились. В моем последнем фильме она сыграла женщину-вамп. Она была классная – действительно классная.
Слева нарисовалось массивное здание художественной школы с уже включенной подсветкой. Из машины мы могли видеть только фрагменты структуры – слишком уж она монументальна. Водитель опять сбавил скорость, и такси потащилось черепашьим темпом.
– Так что же такое «Фотоклуб»?
Он улыбнулся:
– Подождите, увидите.
Судя по адресу, который Дерек дал водителю, мы оказались где-то на Бакклеч-стрит. Выйдя из машины, парнишка стал напевать:
– «Ах, на Баклече заняться нечем…» Нет, вы сейчас увидите, что заняться есть чем. – Он посмотрел на часы: – Семь двадцать. Придем вовремя. – Он на секунду задумался. – Надеюсь, Анна-Мария не будет возражать, что мы вот так неожиданно нагрянули.
Дверь была закрыта, но не заперта, и домофона тоже не было. Дерек толкнул ее и провел меня в коридор, где пахло аммиаком и тайными свиданиями. На лестнице скопился мусор. Внизу к перилам двумя тяжелыми цепями пристегнут велосипед. На висячем замке, скрепляющем цепи, было что-то написано мелкими розовыми буквами. Я осторожно нагнулся и прочитал надпись: «Отъебись».
