– А можете сказать что-нибудь об убийце?
– Ни единого следа. Никаких свидетельств проникновения, равно как и любых других сексуальных действий. Убийца определенно тот же самый – или, строго говоря, метод убийства совпадает с предыдущим во всех подробностях. Грудина рассечена одним ударом – мощнейшим, но при этом невероятно точным. Возможно, убийца использовал что-то вроде массивного ножа с широким лезвием или даже меч. После этого он развел ребра далеко в стороны и вынул легкие. Характер разломов и малое количество осколков указывают на опять-таки очень профессиональную работу. Как и рассечение грудины одним ударом, выворот ребер требует огромной физической силы. Действовал мужчина недюжинной физической силы… Судя по траектории движений, рост не ниже метра семидесяти. Как минимум среднего телосложения.
– Это сужает поиски до девяноста процентов мужского населения Гамбурга, – сказал Фабель без сарказма и не столько Мёллеру, сколько самому себе.
– Я, Фабель, не волшебник – имею дело исключительно с вещественными доказательствами и только на их основе делаю заключения… Но вообще-то я заинтригован трепетным отношением жертвы к своему здоровью и мышечному тонусу. – Мёллер рассмеялся. – Впрочем, в отличие от вас темная сторона нашей городской жизни мне практически неизвестна. Однако мне всегда почему-то казалось, что средняя гамбургская проститутка не слишком печется о своем здоровье – равно как и о здоровье своих клиентов.
– Средняя – наверное. А эта, похоже, была ночной пташкой высокого полета. Заботясь о здоровье, она инвестировала в свое тело – за хорошие деньги можно продать только качественный продукт! Но вы правы. С этой женщиной всё как-то… нестандартно. Мои ребята взяли отпечатки ее пальцев?
– Да, уже забегали.
– Хорошо. Большое спасибо, герр доктор Мёллер, – сказал Фабель, вставая. – Жду ваш подробный отчет до конца рабочего дня.
– Постойте, Фабель.
– Да?
– Есть еще кое-что…
– А именно?
– У нее на правом бедре шрам от старой раны.
– Достаточно заметный, чтобы помочь при опознании тела?
– Думаю, при опознании он очень поможет. Однако тут другое…
– Что вы имеете в виду?
Мёллер придвинулся к компьютеру и застучал по клавишам.
– Я приложил к отчету фотографию, сделанную цифровой камерой. Вот, смотрите.
На почти противоестественно белом бедре виднелось что-то вроде кратера, обведенного валиком затвердевшей кожи. Кратер наподобие лунного. Мёллер нажал на клавишу – и появился второй снимок, теперь задней части бедра. Тут кожа была не бледной, а противоестественно пестрой – аляповатые разводы багрового. Это объяснялось просто: труп лежал на спине, а сила притяжения сгоняет кровь в те части тела, которые ниже.
– А вот и выходное отверстие, – сказал Мёллер, постучав шариковой ручкой по соответствующему месту на экране. – Шрамы почти незаметны… Им лет пять или шесть. Узнали, что это?
– Да, конечно, – сказал Фабель. У него самого имелась подобная парная отметина: входное и выходное отверстие от пули.
Мёллер опять откинулся на спинку кресла.
– Уверен, это серьезно сузит круг поиска. Вряд ли в последние десять лет гамбургские врачи лечили много женщин с пулевыми ранениями.
На улице лило как из ведра. Но невзирая на ливень, Фабелю было приятно оказаться на свежем воздухе: все лучше спертой атмосферы мертвецкой с ее неповторимым набором одуряющих запахов! Машина была припаркована в сотне метров от морга, и он основательно промок, пока до нее бежал.
Через несколько минут он въехал в район доков, где главным в пейзаже были могучие, высокие подъемные краны на берегах Эльбы. Фабель позвонил по сотовому своей секретарше и попросил соединить с Вернером Мейером. Подошла Мария Клее и сказала, что Вернер сейчас с бригадой, которая следит за Клугманном. Фабель рассказал Марии о старом шраме на бедре покойной и попросил ее просмотреть отчеты всех гамбургских больниц и клиник о пулевых ранениях – все случаи, зафиксированные от пяти до пятнадцати лет назад. По закону, любая больница и любой врач обязаны докладывать полиции об обращениях с огнестрельными ранами. Мария была настроена скептически: если эта женщина действительно была проституткой и ее подстрелили в результате какой-то разборки в преступном мире, то рану, вероятнее всего, лечил медик из «своих» – ничего не документируя и полицию не уведомляя. Фабель возразил: такое возможно в принципе, но в данном случае очень маловероятно.
– Есть еще новости? – спросил он.
– Вернер оставил сообщение, что договорился о вашей встрече с профессором Дорном. Завтра в три часа дня. – После короткой паузы Мария полюбопытствовала: – А что, профессор Дорн – специалист в области судмедэкспертизы?
– Нет, – сказал Фабель, – по профессии он историк. – И, помолчав и тяжело сглотнув, добавил: – И я был уверен, что он – перевернутая страница моей истории… Что-нибудь еще?
Мария доложила, что несколько раз звонила некая Ангелика Блюм, журналистка. Имя Фабелю ничего не говорило.
– Послали бы ее куда подальше – в наш отдел связи с прессой!
– Я так и сделала. Да от нее не отвяжешься – говорит, ей нужны конкретно вы. Я прямо сказала: на вопросы отвечает только отдел связи с прессой, он же организовывает интервью с нашими сотрудниками. Но она утверждает, что не тему для статьи ищет, а хочет обсудить с вами некий вопрос большой важности.
– Спросили, что за вопрос?
– Разумеется. Ответ сводился к тому, что это не мое дело.
– Записали номер телефона?
– Ага.
– Ладно, увидимся, когда вернусь. В два тридцать у меня встреча в отделе по борьбе с организованной преступностью.
Рядом с гигантскими подъемными кранами закусочная у доков на берегу Эльбы казалась предназначенной для лилипутов. Торговля велась под ярким навесом из фургона с широким окном в боку. Чуть в стороне под большими пляжными зонтами стояли высокие столы, за которыми несколько человек жевали сосиски, пили пиво или кофе. У окна обслуживания был газетный стенд. В этой серой округе и на фоне серого неба, с которого лил дождь, закусочная производила впечатление чистого и веселого островка.
Фабель остановил машину у тротуара и бегом преодолел несколько метров до навеса закусочной. За прилавком стоял дородный краснощекий мужчина лет пятидесяти в белом халате и белом поварском колпаке. Увидев Фабеля, он лег локтями на прилавок и наклонился в сторону давнего знакомого.
– Доброе утро, герр гаупткомиссар, – сказал толстяк с сильным фризским акцентом. – Что-то неважно сегодня выглядишь!
– Хлопотная ночь, Дирк, – ответил Фабель, естественно соскальзывая с хохдойча – строгого литературного немецкого языка – на фризский диалект. – Кружку «Йевера» и кофе.
Глядя, как Дирк наливает пиво из металлической бочки, Фабель спросил:
