барбухайку пришлось оставить рядом с полигоном. Державин забрал ключи и сказал, что его личный помощник перегонит машины в Удалёнку. Кузьмича я об этом предупредил сразу же. Да и, в целом, отзвонился бородатому, чтобы тот не волновался и не готовил ужин.
Итак…
Прибыли в гостиницу. Красная ковровая дорожка была расстелена здесь по умолчанию, а мы до кучи все такие красивые и нарядные были, что я не удержался и предложил девкам взять меня под руку. Две с одной стороны, три с другой; так и шёл со стайкой молоденьких аристократочек к зависти всех тех, кто видел меня из окон.
Ни дать, ни взять Василий Иванович Хефнер.
Как будто актёрский состав на премьеру приехал. Ну и Шама на носилках сзади — наша главная дива, которая не выдержала успешный успех и на радостях завалилась в обморок.
Вместо хостес в пустом фойе нас встретили всё те же люди Державина в костюмах химзащиты. Пригласили в лифт, который поднял нас на самый верхний этаж, и проводили в специально-отведённое для нас крыло.
Каждому достался отдельный люксовый номер и ещё один, императорский, оказался общим. Там можно было провести время вместе. Плюс ещё несколько номеров по соседству заняли институтские. Я заглянул в один, проходя мимо, и невольно улыбнулся. Дорогущую даже по меркам аристократов мебель хрен-знает-какого-века сдвинули в сторону, а на её место поставили аппаратуру и приборы для измерения всего на свете.
Всё же нас не баловать привезли, а изучать. Так что, увы, без экзекуций не получится.
Вещей у нас с собой никаких не было, а потому мы на словах забили за собой номера и сразу же пошли в общий и…
Просторный — это не то слово. По метражу он был примерно как весь мой дом в Удалёнке. Причём половина всех этих метров — гостиная с панорамой на Москва-реку.
По центру гостиной, как это полагается, стояли диванчики и кофейный столик. Столик, ага. Не поленюсь потом посчитать годовые кольца лакированного спила, из которого этот столик был сделан. Но на вскидку дереву при жизни было лет тысяча, не меньше.
Секвойю что ли у пиндосов утянули?
— Стеклова, это, вообще, что?
— Не знаю, Василий Иванович, — даже друидка потерялась.
Я забрал Шестакову у институтских, уложил её на двухместную кровать с балдахином в соседней комнате и вернулся к девкам. А эти мартышки первым делом, конечно же, начали фоткаться. По одной, по двое, по трое, на диване, у камина, рядом с окном, с губами уточкой и с губами без уточки…
— Василий Иванович, давайте с нами! — захлопала в ладоши Рита Смертина. — Сделаем групповое фото! Для истории!
— Потом, — улыбнулся я. — Как только Шестакова в себя придёт. А то не совсем групповое получится…
И тут в номер ввалился Стёпка в своём одутловатом костюме. Непослушными варежками он кое-как тыкнул на кнопку записи диктофона и затребовал с нас подробный рассказ.
— Тормози, Степан Викторович, — попросил я. — Давай-ка мы сперва еду закажем. Сам-то вон самсу какую-то вкусную ел, а нам даже не предложил.
— Да я же ведь…
— Алло? — снял я трубку стационарного гостиничного телефона. — Девушка, будьте любезны организовать небольшой банкетик. Да-да. Да. В императорский. Ага. И рыбу, и мясо, и дичь. Несите всего и помногу, а дальше мы сами разберёмся…
— Василий Ива-а-а-аныч, — шепнула Ромашка. — А можно мне чего-нибудь овощного?
— Овощное что-то у вас есть? Чего⁈ — я аж охренел от таких новостей, прислонил ладонь к трубке и спросил у оборотнессы: — Стейк из капусты будешь?
— Ага.
Надо потом будет Алёшину рассказать. Наверняка поржёт и скажет что-то типа, что бигус продать за тысячу тысяч денег нельзя, а «стейк из капусты» можно.
— Хорошо, — кивнул я Ромашке. — Тогда будьте любезны ещё стейк из капусты ии-и-и-и, — тут я крепко задумался.
Передумал, так сказать, свою недавнюю мысль с тех времён, когда у меня ещё не попытались отжать группу «Альта» и когда я всеми силами пытался избавиться от них поскорее самостоятельно. Что ж… призма восприятия изменилась.
Сильно изменилась.
— И бутылочку шампанского ещё, — сказал я. — Нет, две. Три! Нам есть что отметить, — и положил трубку обратно. — Ну а теперь, Державин, слушай…
Ещё по дороге мы с альтушками договорились о том, что можно рассказывать и о том, что нельзя. Как и тогда, в первый раз. Правда, теперь я разрешил девушкам рассказывать вообще обо всём, кроме шаманки и моего метода тренировок.
Кто знает, тот и сам поймёт.
А кто не знает, тому и знать не надо.
Итак, в ожидании ужина мы поведали Державину про болотный бублик. Про грибное освещение и дороги из кочек, про крокодиловых бегемотов и кенгуру с зачатками магов-стихийников. Выдвинули предположение о рукотворном проектировании бубликов, да только что толку-то с предположений?
Наверняка, всё равно пока что не узнаем. Ни мы, ни институтские. Фактов у нас маловато.
— Ага, — потешно кивал Державин в своём костюме. — Ага. Ага. А что случилось с Ксенией Шестаковой? Я так понимаю, девушка была оглушена или ранена и…
— Выключи диктофон.
— Прости?
— Выключи, говорю, диктофон.
Тут нам в дверь постучались. На моё тройное: «Войдите!» — никакой реакции не последовало. Я сперва даже разозлился, а потом вспомнил, что мы вообще-то на карантине и контактировать с нами никак нельзя. Тогда попросил альтушек открыть дверь и забрать заказ.
Стеклова с Ромашкой вкатили в номер аж четыре стола на колёсиках со всякой разной вкуснятиной. Ну и с ведёрком для льда, из которого торчало три бутылочных горлышка, — всё, как я и просил.
— Ну! — я хлопнул в ладоши, взялся за шампанское и на всякий уточнил у Державина: — Диктофон вырубил?
— Вырубил.
— Точно?
— Точно.
— Ну! — начал я заново. — Группа «Альта»! Степан Викторович! У меня есть для вас прекрасная новость!
— Пах! — это из шампанского выскочила пробка и с характерным дзыньком ударилась о хрустальную люстру.
— Сегодня для нашего с вами отряда большой день! Важный день! Не побоюсь этого слова, «знаменательный»! Сегодня свершилась история! Но нет! Я вовсе не о первом санкционированном выходе в трещину, если вы могли так подумать! Я совсем о другом!
Все эти вступительные словеса были сказаны лишь для того, чтобы успеть разлить шампанское по бокалам. Наливал я не до краёв,
