вот и все.
— Да. Мне надо наклонять голову.
Рамона открыла банку тунца в масле и выложила в миску.
— Послушай, — сказала она. — Меня тошнит от этого сукиного сына. Я заплачу тебе тысячу долларов, если ты переедешь его.
Бернис открыла рот, спрятав родинку на шее между двумя складками кремовой плоти. Родинка привыкла к темноте.
— Что? — спросила она.
— Я серьезно. Я заплачу тысячу долларов, если ты переедешь этого ублюдка. Сделай это завтра утром. Просто переедь через него, когда он выйдет из дома, чтобы ехать на работу, и получишь деньги. Несчастный случай. Подъездные дорожки расположены рядом. Ошиблась, извините.
— Мона! Я не могу этого сделать.
— А за пять тысяч?
— Нет! Конечно, нет!
Рамона размяла тунца вилкой. Добавила майонез, молотую горчицу и щепотку укропа. Перемешала и попробовала на вкус. Она забыла про соль. А соль нужна. Она добавила ее и снова попробовала. Затем протянула вилку Бернис.
— Попробуй, — сказала она.
По мнению Бернис, не помешало бы добавить огурца в кислом маринаде.
Рамона повернулась к ней, внезапно вспыхнув, ее глаза стали жесткими и прищуренными.
Испуганный муравей остановился у нее на бедре.
— Я должна убить его, Бернис. Я серьезно. У этого ублюдка нет ни гроша. Мои кредитные карточки блокируют одну за другой. Ты хоть представляешь, что это значит для меня, Бернис? Я предлагаю тебе тысячу, и это больше, чем я могу себе позволить. Я в отчаянии. Я больше не могу выносить вида этого сукиного сына.
Она указала на засос, кричащий и самодовольный под подбородком.
— У меня ничего подобного не было с шестнадцати лет. И тогда засосы мне не нравились. Я хочу, чтобы он умер. Долги в основном его, не мои. Он не может удержаться ни на одной работе, и все время хочет трахаться, а меня от него тошнит. Две тысячи. Это предел.
— Господи, Мона. Я не могу никого убить.
— Конечно, можешь. Я могу убить Альберта, если ты меня попросишь.
— Я не хочу, чтобы ты убивала Альберта.
— Я знаю это, но я могу сделать это для тебя, если ты захочешь. Просто… трудно убить собственного мужа. Не знаю. Может, у меня есть какая-то… привязанность к этому тупому хуесосу. Правда. Мне нужна твоя сила. Не пускай мне кровь, Бернис. Не рань меня. Возьми две тысячи.
Она села.
— Ну и дела, Мона. Я не знаю, что сказать.
— Ты моя лучшая подруга. Убей его. Пожалуйста!
Бернис откусила кусочек тунца.
Рабочий муравей проник в темный, пахнущий печенью лес ее лобковых волос и с трудом продирался сквозь него. Выпивка и гнев затуманили ее восприятие. Она почесала бедро там, где муравей побывал пять минут назад.
Бернис вздохнула.
— У тебя точно нет джина?
Она попыталась представить себя в роли убийцы. Все, что пришло ей в голову, это образ в платиновом парике и черном платье, дым от сорокапятикалиберного револьвера смешивается с дымом от сигареты, свисающей с ее накрашенных, припухших губ.
Однажды она переехала кошку. Удар был небольшим. В случае с Говардом он будет гораздо сильнее.
— Я не могу, — сказала она. — Если это необходимо, то это должна сделать ты, и не останавливай меня сейчас, Рамона, потому что…
Она глубоко вздохнула, ощущая биение своего сердца. Соски покалывало о голубую ткань махрового халата. Нейлон затрещал, когда она скрестила ноги. Чертовы подвязки портили их.
— Помнишь, давным-давно, кажется, в Мичигане, один парень постоянно избивал свою жену? И однажды ночью она подожгла его кровать, пока он спал? С помощью бензина? Ты тоже можешь так сделать. Конечно, без бензина, ты ведь не хочешь поджечь дом или что-то в этом роде, а просто скажешь, что он избивал тебя, и поэтому ты его убила. Ее присяжные отпустили. Были и другие. Я просто не могу их вспомнить. Я бы поддержала тебя в этом, клянусь.
При мысли об этом у нее внизу стало мокро, она возбудилась.
— Послушай, ты можешь убить его и постараться не попасться, но если тебя поймают, скажешь, что это было вынужденное убийство, оправданное обстоятельствами. Но если я убью его и меня поймают — мне крышка. Понимаешь?
Рамона рассеянно откусила кусочек тунца. Она обдумала точку зрения Бернис. Та показалась ей здравой.
Беда в том, что ей не хватало уверенности. Чтобы убить человека, нужна уверенность.
Она представила, что полностью уверена в себе.
Увидела себя лежащей рядом с ним в постели, острые ножницы в ее руке сверкают в свете уличного фонаря, она улыбается, стаскивая простыню с его теплого, пахнущего ночью, жирного волосатого тела. Она делает крошечный надрез у основания его шеи. К счастью, он не шевелится. Он храпит. Быстро и легко она прорезает идеальную линию от надреза вниз через пупок к члену. Его кишки вываливаются наружу, как серая мокрая, скользкая, грязная и дымящаяся игрушка из коробки. Она проникает под кишки сквозь липкую жижу, поднимается по грудной клетке и выдирает сердце. Сердце все еще бьется. Хотя Говард больше не храпит. Она ударяет его сердце о стену спальни, разбивая его на кусочки.
— Мона, о чем ты думаешь?
— Хммм.
Ей не хватало уверенности.
Рабочий муравей перебирался через половые губы, сухие и безрадостные, как пустыня.
Тунец почти закончился.
— Я не могу сделать это сама, — сказала она. — Ты должна мне помочь.
— Рамона, я не могу тебе помочь. Что, если меня поймают? Какое у меня может быть оправдание?
— Можно сказать, что я тебя заставила. Я была настолько безумной, что угрожала убить тебя и Альберта, и тебе пришлось согласиться. Ты испугалась, потому что я выглядела сумасшедшей. И я бы все подтвердила.
Бернис скорчила гримасу.
— Я просто не знаю, Рамона.
Мона была в ударе.
— Слушай, у Говарда есть страховка на тридцать тысяч. Если представить это как несчастный случай, то будет двойное возмещение, то есть шестьдесят тысяч. Помоги мне его убить, и получишь половину. Как тебе это?
— Тридцать тысяч долларов?
— Верно.
— Ну и ну.
Она задумалась.
— Сначала ты предложила мне всего тысячу.
Рамона промолчала.
Она видела, как соски Бернис напряглись под махровым халатом. Пусть подумает об этом. Альберту потребовалось два года, чтобы заработать такую сумму. Впервые за этот день Рамона почувствовала себя вполне сносно.
Хотя, по ее мнению, Бернис следовало бы немного похудеть. Соски можно было бы поднять чуть выше.
— Хорошо, — сказала Бернис. — Я сделаю это. Только не в одиночку. Не буду переезжать через него на подъездной дорожке или что-то в этом роде. Все будем делать вместе. Ты согласна?
— Согласна.
Что это было, черт возьми?
Рамона встала и сильно
