чем достаточно. А если мерещится, перекрестись. Больше толка будет. Дураку оружие, знаешь ли, что обезьяне…Ладно, пойдем поговорим.
Пройдя прямо по темному, ничем не освещенному коридору, молодые люди вошли в небольшую комнату со скромным обустройством. Хозяин жестом предложил гостю сеть на деревянный стул, а сам устроился на кровати.
– Это Ваш дом? – начал Виктор.
– Давай на «ты» уже, а то уж больно официально. Да, я здесь живу в течение некоторого времени, но это не важно. Давай, рассказывай мне подробно, что у тебя там произошло, и не вздумай мне врать, – хозяин комнаты говорил уверенно и даже угрожающе. Глаза его были в норме, значит, он трезв и адекватен.
– Да нечего рассказывать толком. Уже ведь сказал, что для безопасности… – не успел Виктор закончить, как собеседник его перебил.
– Даю тебе еще одну попытку быть честным. Если еще раз соврешь , я убью тебя на месте или вышвырну на улицу. Я еще не решил, что именно я с тобой сделаю, но будь готов к обоим вариантам. Я видел тебя в субботу вечером, когда ты уходил от его притона. Я видел, в каком ты был состоянии и догадываюсь, что они с тобой сделали. До меня доходили слухи, чем эти зажравшиеся малолетние ублюдки там занимаются. Что, решил завалить их всех? И своего дружка Егора?
– Я…я не понимаю… – начал неуверенно оправдываться Виктор, и уже было решил соврать снова, как плюнул на осторожность и стал говорить честно и более уверенно. – Да! Я собираюсь перестрелять их всех. Я не думаю, что ты в полной мере знаешь, что они со мной сделали, – для эффекта юноша снял куртку и запрокинул майку, дабы продемонстрировать кровавые следы от плетки. – Они сделали со мной ужасную вещь. А девушку, которая вступилась за меня, бил какой-то громила, после ее утащили не пойми куда, и я не знаю, что с ней теперь.
– Они изнасиловали тебя, – тихо и грустно сказал Филипп, и это не был вопрос.
Молча, склонив голову, Виктор не стал отвечать на это, а лишь тяжело вздохнул, а, немного погодя, продолжил:
– Я им ничего… никому ничего плохого не сделал. За что? За что?!Что я мог сделать этому садисту Егору!?Я не понимаю! – незаметно для Виктора из его глаз предательски стекла слезинка, и он резко отвернулся в сторону. – Да и зачем я тебе признался – тоже не знаю! Ты же обычный торчок, барыга и, может, сегодня же пойдешь и сдашь меня Егору, – не на шутку разошелся Виктор, говоря на повышенных тонах, но, поняв, что ляпнул лишнего, он стал говорить спокойней. – Но мне уже все равно. Тебе меня никак не понять! Я схожу с ума, а, может, уже сошел и, если не прикончу его, то прикончу себя. Мне нечего терять. Я мертв уже с субботы, – с отчаянной улыбкой мальчишка закончил свою речь.
Ни один мускул на лице Филиппа не дрогнул, и он спокойным тоном стал отвечать:
– Я тебя понимаю, – такое начало удивило Виктора. – Слышишь? Чайник закипел, я как раз собирался выпить кофе, ты будешь?
– Да, – не задумываясь, ответил Виктор.
Разлив напиток, Филипп продолжил:
– Я, на самом деле, не торчок. Нет, ну я пробовал что-то, но не употребляю уже давно.
– А твои глаза?
– Ах, да это линзы. Клиенты так больше доверяют, мол сам на этом дерьме сижу и никуда не соскочу. То, что я барыга – это верно, но ты не знаешь, от чего я им стал. Что ж, ты был честен со мной, и я отвечу тем же. Позволь мне рассказать тебе небольшую историю.
Я был самым обыкновенным ребенком, неплохо учился в школе и рос, как многие думали, в нормальной семье. Мать моя работала продавцом в ювелирном магазине, родной отец умер очень давно, я его не видел и не знал. Вместо него у меня был отчим, который являлся владельцем небольшой автомастерской. Еще была у меня одна странность что ли – я любил после школы бродить по городу. Ходить по улице: по паркам, скверам, стройкам и всяким закоулкам. Москва – большой город, и мне везде было интересно. И вот однажды зимним вечером так я забрел в один из закоулков. Уже было темно, и я шел в направлении дома, решив пройтись не по главной улице, а по обратной ее стороне.
По иронии судьбы это место оказалось там, где я сейчас стою и торгую. Тогда я увидел своего отчима. Он стоял с еще тремя мужчинами, и они дружно добивали ногами какого-то человека. Не успел я понять, что происходит, как отчим вытащил пистолет, надел на него глушитель и выстрелил бедолаге в голову. И вот только после всего этого меня заметили. Я стоял, как вкопанный, и не мог пошевелиться, когда один из приятелей Аркадия (так звали отчима) достал свой пистолет и приготовился в меня выстрелить. «Нет!» – прокричал отчим – «Это мой сын». Сперва я не придал этому значения, но позже до меня дошло, что он никогда не называл меня сыном. Ну это не важно. Он что-то им сказал, и все разошлись, но сперва они уложили тело в большой черный мешок и бросили его в угол за большим мусорным ящиком. Проходя мимо меня, они улыбались, как будто пришли в гости к нам на чай. Так они, видимо, проявляли вежливость, – кривая ухмылка появилась на лице Филиппа. – Я продолжал стоять на месте и не мог даже пошевелиться. Аркадий спокойным тоном сказал, что нам нужно выйти и серьезно поговорить. Мы приехали в его мастерскую, всех работников он отпустил, а на ворота повесил табличку «закрыто». «Послушай меня, Филипп», – начал, было, он говорить. – «О том, что ты видел, никто не должен узнать. Ты меня понимаешь?», – я кивнул. – «Хорошо. Особенно твоя мама. Ты уже взрослый парень, и я тебе все расскажу».
Хотя на тот момент мне было всего шестнадцать, он рассказал о том, что мастерская нужна ему для прикрытия, а на самом деле он крупный драгдиллер одного мафиозного синдиката, который получает наркотики напрямую из Афганистана транзитом через Узбекистан. Он стал хвастаться тем, что это настолько серьезный бизнес, что с ними сотрудничают даже американские военные, проходящие службу в Афганистане, а также наша местная на тот момент еще милиция всячески прикрывает их. И он предложил мне работу. Мол, я уже взрослый, и мне пора самому зарабатывать деньги себе на пиво и сигареты. Тогда я еще не курил и не пил, но это не важно.
