Сергей Монастырский
Дорогая муха
Дочь свою, Настю, Дмитрий Павлович не видел давно. Лет, наверное, двенадцать.
Как уехала после свадьбы к мужу, в Хабаровск, так с тех пор ни разу и не приезжала. Сначала беременела два раза, да все неудачно, потом просто не приезжала.
– Пап, – объясняла она по телефону, – ну далеко же до вас, дорого! Мы за эти деньги с Сашей (Саша – это муж) на китайский курорт в отпуск съездим.
Да, был не далеко от Хабаровска на китайском островке, куда было пять часов на круизном Лайнере, молодежный курорт, с пляжами, отелями, дискобарами, все, зачем люди за границу едут.
– Дим, ну что ты обижаешься, – утешала жена, – отпуск у них один, и чего им к нам в глушь ехать?у, правда, не такая уж глушь, жили они в областном городе, хотя, ну да, по сравнению с Китаем это была глушь!
– Понимаешь, Валентина, – пытался возразить Дмитрий Павлович, – она не в глушь едет, а к родителям!
… Валентина была на стороне дочери.
– Родителями мы для Насти были в детстве! А сейчас у нее свой мир – муж, ее город, ее судьба, нас в ее мире уже нет!
– Неправильно это! – упорствовал Дмитрий Павлович.
…У него была замечательная юность. И в юности этой было две точки приложения сил, это работа и дочь Настя.
Работа была тем редким случаем, когда он занимался любимым делом, творчеством, потому что он был архитектором. Настя была тем человеком, в которого он хотел вложить все что любил в своей жизни: что знал, о чем хотел поговорить, как с другом.
Потому что друзей у него не было. Не сложилось. Были коллеги, приятели. Но не друзья. В душу не лезли, но и в свою не пускали.
А Настя была открытая, распахнутая, своя.
– Пап, нам задали сочинение о том, как один человек проявил героизм – увидел двух тонущих детей и бросился их спасать.
– Спас?
– Нет, утонул, но проявил мужество. А ты бы так мог?
– Нет.
– Почему?
– Плавать не умею.
– Значит, не бросился бы даже попытаться спасти?!
– Понимаешь, Настя, дело не в том, чтобы совершить подвиг, а в том, чтобы спасти. Если знаешь, что не спасешь, не чего и пытаться. Вместо двух утонувших, будет трое.
– А нам учительница сказала, что надо проявить мужество.
– Я советую тебе не писать это сочинение.
Сочинение она не написала.
Дмитрия вызвали в школу.
– Вы чему учите дочь? – гневно вопрошала учительница.
– А вы плавать умеете? – спросил Дмитрий.
– Я… нет! – замешкалась учительница.
– И нырнули бы?
Больше его в школу не вызывали.
Объяснять и рассказывать, про все на свете было для Дмитрия делом увлекательным.
Например, о том, что заниматься нужно только тем делом, которое для людей полезно.
Скажем, не нужно тратить полжизни, делая опыты по выращиванию арбузов в Подмосковье, когда без всяких опытов они вырастают в огромных количествах в более южных районах.
Настя схватывала его слова, как открытие и удивлялась, как она сама не догадалась до сих пор об этом.
Да, Настя действительно понимала его настроение, его слова, даже если понятия, о которых они говорили, были ей не очень ясны.
Валентина ревновала, конечно, но что делать: это была их общая дочь. К тому же, на исходе пятнадцати лет, Настя без обиняков заявила:
– Мам, я тебя очень люблю, но с папой мне интересней!
Дмитрий только развел руками, но когда мама в слезах ушла, погладил Настю по голове и поцеловал в макушку.
… Вторым, если не первым делом всю жизнь была работа. Еще в институте он участвовал во многих конкурсах по проектированию новых застроек, сколотил целую студенческую команду, которая получала гранты по разработке интересных проектов, и вышла на всероссийский уровень. И был отмечен многими наградами и даже премиями. Поэтому когда мэр одного из областных городов, друживший с ректором института, попросил того подсказать кандидатуру главного архитектора, тот смело порекомендовал Дмитрия.
Должность была номенклатурная, Дмитрию дали квартиру, он с ходу влюбился в веселую и кудрявую Валентину.
Через пару-тройку лет угар молодости прошел, туман развеялся, и оказалось, что все его труды остались лежать стопками бумаг на столе кабинета.
Нет, проекты были великолепные, их слушанья проходили, чуть ли не под аплодисменты, выходили решения и постановления. Но денег на их существование не было.
Через пять лет Дмитрий Павлович – а по отчеству к нему обращались не из-за возраста, а из-за статуса – из номенклатурных начальников уволился.
… Это был прекрасный год. Дмитрий впервые услышал, как шелестит ветер зелеными листьями в парке, как играют дети, катаясь на самокатах по асфальтовым дорожкам дворов, как поют птицы на солнечной лесной полянке.
Он купил подержанную, но вполне приличную машину.
Всей семьей они ездили в лес на машине, гуляли вечерами по расцвеченным цветной рекламой улицам.
Тогда-то он и обратил внимание, что Настя уже не ребенок, с ней интересно разговаривать, обратил впервые внимание, что Валентина не такая уже кудрявая и веселая. Куда-то все делось, а то, что осталось, было уже не таким уж интересным. Обычным.
Удивился, конечно, но сильно не расстроился. Все-таки они были одной семьей.
Впервые он понял, что жить можно интересно и без работы, без какой-либо службы. Просто жить и этой жизнью наслаждаться!
Хорошее было время.
Но голова работала, мешала просто жить, да и деньги кончились.
Конечно, за годы работы он был знаком с руководителями всех проектных институтов, архитекторами города, со всеми застройщиками.
И ему ничего не стоило за несколько месяцев учредить частное конструкторское бюро и получить первый заказ от застройщиков и проектных институтов.
Деньги платили. Заказы давали. Но и это была просто работа.
– Что это? – рассматривал застройщик эскиз фасада.
– Элементы лепнины.
– Сколько? – спрашивал застройщик.
– Что сколько?
– Сколько стоит?
– Наш проект?
– Нет, лепнина!
Дмитрий Павлович называл.
– Да, вы что тут, обалдели?! Это же три квартиры даром отдать!
… Через год Дмитрий Павлович привык, что выдрючиваться не надо. И работа превратилась просто в работу.
***
… Годы шли.
Настала очередная осень в его жизни.
За окном моросил холодный дождь, и прилипшие к стеклу мокрые листья раздражали и мешали смотреть на блестящую от дождя улицу.
Неделю назад он, наконец, выписался из больницы после обширного инфаркта. Ему вставили электрокардиостимулятор и приказали долго жить. Если сможет. И присвоили инвалидность.
Валентина гремела на кухне кастрюлями и это тоже раздражало. Все в
