ни разу не был. Так и стоял дом без окон, и двери нараспашку. Тут собрались мужчины, кто поприличнее и у кого совесть осталась, пришли к нему и говорят: так и так, Матти, зима скоро, мы тебе дом бесплатно отремонтируем. Но кузнец отказался, сказал: ничего не надо, все равно в доме том жить не буду. Ну, было бы предложено, они и ушли. Прошло время. Едут как-то эти трое в бричке, пьяные, конечно, как всегда, и как раз неподалеку от кузницы лошадь вдруг на две ноги захромала. Глянули – обе подковы потеряны. Ну что делать? Ехать никак нельзя, до дома далеко, до кузницы дальней тем более не дотянут, пришлось к Матти завернуть. Ну, ничего, думают, если что – их трое против одного, как-нибудь справятся. А держатся нагло, от трусости, конечно. Опасались, что Матти их выгонит, но нет, встретил спокойно, осмотрел лошадь, сказал: все сделаю, а вы вот в сторонке обождите. А те и рады, потому что трусы записные, страшно им спиной к Матти поворачиваться. Ну, сделал кузнец свою работу, те посмотрели – все в порядке, не хромает, можно ехать. Бросили ему деньги на дорогу, спасибо не сказали, хлестнули конягу, да и унеслись. Еще больше гонору стало у них, поскольку поняли, что ничего им кузнец не сделает. А только когда ехали по дороге, что по обрыву вела, лошадь вдруг как понесла! Ни вожжей, ни кнута не слушает, пена на морде, глаза бешеные. Пытались выпрыгнуть, да только у племянника получилось: он по камням проехался, все что можно себе переломал. А те двое вместе с лошадью и бричкой прямо в море упали и утонули.
– А племянник выжил? – снова не утерпела Мария с вопросом.
– Выжить-то он выжил, да только пару лет только пластом и мог лежать, позвоночник сломал. Так что лучше бы сразу утонул. Так что получается, что про гречанку-то не все врали, знала она и про травы и про заклинания, вот Матти и отомстил ее убийцам, а потом пропал – ушел куда-то, и не видели его больше никогда в наших местах. Дом, конечно, без присмотра после первой же зимы гнить стал, сад пропал, а кузница… Пробовали кузницу к делу приспособить, да только ничего не вышло. Один на ногу горящий брусок уронил, другого отчего-то ни одна лошадь к себе не подпускала… в общем, поняли, что это заговоренное место. Пришлось в дальнюю кузницу ездить. Вот такая история. С тех пор тот холм так и зовут Ведьминым.
– Надо же, какая история… – протянула Надежда Николаевна. – И как вы интересно рассказываете. Спасибо вам.
– Ой, заболтался я тут с вами! – спохватился старик. – У меня еще дел полно! Так вы точно не будете могилу обихаживать?
– Да нет, мы просто так гуляем…
– Ну, раз вам ничего не надо, так я пойду.
Он неторопливо ушел вниз по тропинке, а подруги вошли на кладбище.
– Ну, вот оно, – проговорила Мария, оглядываясь по сторонам. – И что теперь?
– Пока не знаю…
Надежда двинулась между старыми надгробьями. Одни из них были аккуратно очищены от мха и сорняков, надписи обновлены. Видимо, это были те могилы, за которыми ухаживал старичок. Другие вросли в землю, имена и даты на них едва можно было разобрать.
Подруги прошли уже почти все кладбище, когда неподалеку от задней стены увидели надгробье, отличавшееся от остальных: квадратный постамент, на котором была установлена высокая каменная пирамида, и надпись латинскими буквами: «Вильгельм Тапанайнен».
Ниже стояли две даты – рождения и смерти.
– Тапанайнен! – воскликнула Надежда Николаевна. – Это наверняка то, что мы ищем! Ведь настоящая фамилия фальшивой Альбины была Тапанайнен! Вернее нет, это тоже не настоящая фамилия, но все же она как-то связана с этими Тапанайненами…
– Ну-ну… – с сомнением сказала Машка. – И что нам это дает?
– Вот сейчас и узнаем! – бодро сказала Надежда и перевела взгляд на пирамиду.
В верхнем конце ее был высечен открытый глаз, под которым стояла латинская фраза: «Regina Hecate ostendet tibi viam Cum Venus evigilat».
– Снова латынь, – глубокомысленно изрекла Мария, – но у меня с ней очень… так, отдельные слова.
– У меня тоже, но есть телефон…
Надежда включила в телефоне режим перевода и навела камеру на латинскую надпись. Тут же появился перевод: «Ночная царица Геката путь вам укажет, когда красавица Венера проснется».
– И что это значит? – удивленно спросила Мария.
– Это значит, что нам нужно подождать, когда проснется Венера.
– А когда она просыпается?
– Сразу после захода солнца.
– Да? А я считала, что она утренняя звезда.
– Утренняя и вечерняя. Она появляется сразу после захода и незадолго до восхода солнца.
– Ну что, пойдем назад? Как раз на ужин успеем… – в Машкином голосе появились заискивающие нотки.
– Никуда мы не пойдем! – отрезала Надежда Николаевна. – Тут будем ждать! Еще мотаться взад-вперед я буду!
– Но я есть хочу!
– Опять… Ну ладно! – И Надежда жестом фокусника вывалила на траву рядом с могилой пачку печенья и упаковку сыра. – Уж всяко это лучше, чем ужин в пансионате!
Мария отвернулась, но Надежда успела кое-что заметить и завопила:
– Машка, неужели у тебя свидание с лектором в бабочке?
– Да ничего такого… просто он сказал, что после ужина можно погулять и поговорить о литературе…
– Ага, как будто до этого вы не о литературе говорили, – фыркнула Надежда. – Впрочем, если хочешь, конечно, иди, я уж как-нибудь одна разберусь…
Расчет был верен: совесть у Машки все же была, поэтому она заверила, что останется. Но при этом выглядела такой несчастной… Надежда Николаевна сжалилась и сказала, что на ужин они, конечно, не пойдут, но могут забежать в номер, чтобы одеться потеплее, а заодно перенести свидание с лектором на завтра.
Машка с энтузиазмом согласилась, не заметив, как Надежда улыбнулась.
Как только подруги подошли к зданию корпуса, то услышали визгливый смех неразлучных Ляли и Гали, которые обступили лектора так плотно, что перекрыли ему весь обзор. Мария замерла на минуту, а потом бросилась прочь с такой быстротой, что Надежда за ней едва поспевала.
– Слушай, ну он же не виноват, что они пристали к нему, как смола? – заговорила она, оказавшись в номере. – Ну что ты, этих двоих не знаешь, что ли?..
Машка посмотрела на нее с самой настоящей злобой и рванула застежку на джинсах так, что молния едва не разошлась. Надежда решила, что лучше ей помолчать.
После захода солнца стало гораздо холоднее, и Надежда Николаевна порадовалась, что они оделись соответственно, а еще на всякий случай взяла с собой рюкзак, куда положила фонарик, складной нож с многочисленными лезвиями и моток веревки. Нож еще утром она одолжила у ВВВ, веревку выпросила у завхоза пансионата.
– А веревка зачем? – спросила Мария.
– Никто не знает, как дело обернется! – ответила Надежда и приняла загадочный вид.
– Ну, как знаешь…
Подруги шли по тропинке и наблюдали за тем, как солнце постепенно опускалось в свинцовые воды Финского залива. Вот оно коснулось воды, по заливу пробежала золотая дорожка, и начало темнеть.
Теперь тропинка едва различалась среди камней и зарослей вереска, и Надежда включила фонарик.
Они шли и шли, а кладбища все не было видно.
– Мы точно не потеряли дорогу? – жалобным голосом спросила Мария. – В тот раз мы дошли гораздо быстрее…
– При свете любая дорога кажется намного короче, – отозвалась Надежда.
– И тропинка выглядела совсем иначе…
– Само собой, в сумерках все кажется не таким, как при солнечном свете! Все очертания предметов в темноте меняются!
Тут Мария схватила подругу за руку и прошептала:
– Смотри, кто это там?
– Да никого, это просто валун, похожий на медведя.
– Ох, правда…
– Кстати, этот самый валун я видела утром. От него до кладбища совсем недалеко.
– Правда? – недоверчиво проговорила Мария. – Ты меня, наверное, просто успокаиваешь…
– Делать мне больше нечего! Да вон, смотри, уже видна ограда кладбища!
И правда впереди показалась невысокая, полуразрушенная каменная ограда.
