различать людей, хватало имен и прозвищ.
В разделе КА идут друг за другом Камилла, Карин, Карла, Кармен, Кармин. Некоторые из этих имен – пустой звук для Фелисите. Странно. В этих краях новые имена редки, обычно обходятся теми, что носили тетушки и бабушки с незапамятных времен. Впрочем, она не может сказать, что действительно знает здешних жителей.
Фелисите раскладывает на полу листки с именем Кармин. Здесь есть протоколы заседаний муниципального совета, подписанные ее матерью, списки избирателей, составленные Кармин, и акт о заключении брака.
В среду, 8 февраля, в год большой жары, в 16 часов, месье Жермен, пастух, и мадемуазель Кармин, его невеста, предстали перед мэром Бегума-су-Мон для заключения брачного союза. С их согласия и при отсутствии каких-либо возражений мэр объявил месье Жермена и мадемуазель Кармин мужем и женой.
В ту среду – Фелисите знает, потому что ей рассказывала мама, а архив это подтверждает, – было жарко, как в середине мая, на кустиках чабреца распускались лиловые почки, которыми украшали салаты, а дети купались в озере, где таял снег.
В другом ящике она находит собственный акт о рождении. Он подписан повитухой Мирей. Под именем Фелисите стоит слово, которое она сначала не понимает, но потом вспоминает, что пробормотала ее сестра. Эгония. Так, значит, она получила свое несуществующее имя, похожее на название цветка, от повитухи.
Шаря по дну ящика, чтобы проверить, не завалялись ли там еще бумаги, Фелисите обнаруживает шкатулку с драгоценностями.
Она спрятана под карточками с именем Кармен, рядом с Кармин. И похожа на жемчужину, исторгнутую огромной устрицей, перламутр которой перечеркнут дужками из почерневшего золота. Второй ключ идеально подходит к замку в середине шкатулки.
В ее стенках, выложенных изнутри осколками зеркала, стократно отражается лицо Фелисите. Все эти отражения смотрят на содержимое шкатулки – одни с тревогой, другие с любопытством.
Среди монет, которые уже не в ходу, лежит обручальное кольцо с выгравированными инициалами Г. и К. А между купюрами с незнакомым профилем Фелисите находит листок коричневой бумаги, который складывали, разворачивали и снова складывали до тех пор, пока он не протерся на сгибах. Текст написан затейливым почерком на смеси итальянского с провансальским, «м» и «н» похожи друг на друга, хвостики «б» и «д» закручены петлей. В этом переплетении выцветших чернил Фелисите удается расшифровать следующее:
В год сильных морозов и обрушения перевала перед нами предстали месье Габриэль, солдат, и мадемуазель Кармин
принимая во внимание, что не было высказано никаких возражений, а обе договаривающиеся стороны выразили согласие и находятся в здравом уме и твердой памяти
мы скрепили их узами брака в эту субботу, 9 августа, в 11 часов утра в мэрии Бегума-су-Мон
Фелисите не так-то просто застать врасплох.
В тот день она села прямо на потрескавшийся пол архива.
В деревне была только одна Кармин. И эти два листа бумаги гласили, как она выходит замуж.
В окно шумно влетает голубь и садится на шкаф.
Поначалу Фелисите отказывается верить прочитанному. Она сравнивает два акта о браке, на которых стоят одно и то же имя и одна и та же подпись, будто скопированная. Пытается убедить себя, что более старый акт – подделка. Что здесь жила другая Кармин и подписывалась так же, как ее мать. Что это просто копия того самого акта, с ошибками и на более хрупкой бумаге. Что можно перепутать Жермена и Габриэля, что в феврале было слишком жарко, и мэр на миг подумал, будто наступил август.
Но разум всегда напоминает ей о правде. В жизни ее матери зияла пропасть, прикрытая ложью. И теперь Фелисите угодила в эту ловушку.
Она вспоминает своего последнего клиента и задается нелепым вопросом, нет ли у нее на лице такого же выражения потерявшегося ребенка.
Шкатулка таит и другие секреты. Фелисите достает книгу размером с ладонь. На кожаном переплете вытиснено: ФОТОГРАФИЧЕСКИЙ АЛЬБОМ. Книга открывается с хрустом и скрипом.
Листая картонные страницы, Фелисите видит некую странную вселенную, мир, который кажется ей знакомым – дома и герани, улицы и ставни, – но не совсем своим. На небольших, четких черно-белых фотографиях люди, позирующие с достоинством, почти без улыбок, в лучших воскресных нарядах. Фелисите не узнаёт лиц, хотя некоторые ей что-то смутно напоминают, и все же она знает, что эти избранные моменты, отсеянные из реальности, – у них была жизнь до и после съемки, у этой матери, которая просит детей прекратить игру; у этого старшего брата, который незаметно щиплет сестру; у этого отца, который приглаживает усы; у этого кричащего ребенка и фотографа, который собирает и успокаивает людей, как пастух овец, но на снимке от нее не остается ничего, только серьезная семья и приглаженные усы, – были запечатлены здесь, в деревне. Фасады целые, мостовая ровная. Деревья не торчат сквозь провалившиеся крыши. Но это здесь. Рядом с каждой фотографией на картоне, украшенном растительными мотивами, написано пером:
Семья Вердье, воскресенье в Бегума, год засохших олив
Муниципальный совет, еженедельное выездное совещание, год великой охоты на волка
Месье Мариус, врач, в рабочей одежде и его жена.
Второй день нового года, пока без происшествий, после года трех утопленников
Внимание Фелисите привлекает одна из карточек. В заводи, где стирают белье, полно воды, женщин и ткани. Одна из прачек стоит над тазиком с корзиной тряпья под мышкой. Она невысокая, миниатюрная, черные кудри обрамляют личико сердечком с круглыми щеками и острым подбородком. Но ее взгляд – вовсе не взгляд куклы. Она смотрит свирепо и весело, ее глаза золотятся среди оттенков серого, она словно бы насмехается над фотографом. Фелисите понимает, что это ее мать.
Прачки после работы, год плотоядных цветов
На последней странице Кармин появляется снова. На этот раз она запечатлена в полный рост, в простом платье с лентой вокруг талии, на голове венок из маргариток, в руках букет гвоздик. Ее держит под руку жених в черном костюме, смотрит на нее так, как не смотрит никто другой, и улыбается так, как не улыбается ни один человек на фотографиях: он восхищен, околдован, порабощен и счастлив. Под беретом смуглое и нежное лицо.
Габриэль и Кармин
Благословенный день нашей свадьбы
Год сильных морозов и обрушения ущелий
Фелисите цепляется за предположения, которые проносятся у нее в голове. Это невозможно. Ни она, ни ее сестра никогда не были похожи на этого коренастого черноглазого мужчину. Фелисите такая же стройная, как и ее отец. Жермен. Она знает, она выросла с его призраком.
Кроме того, это бессмысленно. Она была слишком молода. Если бы у Кармин был муж до Жермена, она рассказала бы о нем Фелисите, потому что они делились друг с другом всем, вплоть до самых непристойных снов.
По крайней мере, Фелисите делилась всем. Если так подумать, мать часто заявляла, что не помнит, что ей снилось.
Фелисите видит себя сверху, как бы глазами голубя, и жалеет, что уже сидит. Ей бы хотелось сползти на пол. Голова отказывается работать, идет кругом, и она не может удержать ее.
Отражения в шкатулке оживают, каждое в своем осколке зеркала, словно на сцене крошечного театра. Фелисите наклоняется, чтобы разобрать их жесты. Они разыгрывают сцены из ее детства. Она узнаёт каждый момент, помнит их очень хорошо. Но вдруг они вспыхивают ярким светом.
Вечер. Фелисите восемь лет. Придя из школы, она играет с сестрой в их лесном убежище, когда начинается дождь. Уже почти стемнело. Она и не заметила. Под ударами струй Фелисите бежит по раскисшей земле к овчарне. Спотыкается о камень, налетает на скалу. Кожа на коленке лопается. Когда она приходит домой, замерзшая, мокрая до нитки, с ногой в крови, мать не встает с кресла. Она продолжает сидеть перед огнем. Глаза красные, щеки мокрые. «Ты должна была быть дома в шесть часов, – негромко говорит Кармин. – Я беспокоилась». После долгого молчания, которое нарушают только стук дождя по крыше и шлепанье капель, падающих с волос Фелисите, Кармин поворачивается и кладет руку ей на сердце. «Большинство людей чувствуют
