Лепестки цветка раскрываются в полутьме, как бы подливая в нее еще немного ночи.
– Это правда. Ты знаешь, что я говорю правду. Ее нет в деревне. Можно поискать на горе, везде, где она пасла стадо. Но я не верю в успех. Она провела всю жизнь здесь. Кроме этой деревни, есть лишь одно место, где можно было бы вызвать ее призрак…
– То, куда она ездила. Где фрукты и дождь.
– Дождь? Мама ездила на побережье. Когда она возвращалась, ее одежда всегда была влажной от морских брызг.
Лохмотья ведьмы звенят, ударяясь друг о друга, когда она пожимает плечами.
– Я помню запах дождя. Это точно. И не надо на меня так смотреть, я не скажу, что прочитала.
Эгония хочет найти призрак матери. Хочет понять. Хочет узнать. Хочет спросить, почему именно ее принесли в жертву. Но то, что она запомнила из тетради, сейчас не имеет смысла. Чтобы докопаться до истины, понадобятся другие подсказки. Она сообщит Фелисите что знает, когда последний кусочек встанет на место. Последний фрагмент карты, которая укажет им путь. Не раньше.
Фелисите не помешает разок не получить желаемое только потому, что она Фелисите.
По овчарне разносится кислый запах отчаяния. Старшая произносит по слогам, как будто обращаясь к очень глупому ребенку:
– Если ты не скажешь мне, где ее искать, я не смогу передать ей твой вопрос.
– А если я расскажу тебе то, что знаю, – отвечает младшая тем же тоном, – ты отправишься на поиски одна.
Фелисите старается не расстраиваться. Очень старается. Она не забыла приступы сестры. Но теперь, наткнувшись на стену недоверия, Фелисите испытывает желание попинать что-нибудь своими стальными каблуками. Она отвыкла встречать сопротивление. Агония это знает и забавляется.
Глубоко вздохнув, Фелисите достает из чемоданчика ложку, к которой могут прикоснуться призраки, и подает сестре. Она хочет быть полезной? Отлично.
– Отнеси эту вещь на гору. Походи по пастбищам, где она часто бывала. Если мама там, возможно, она придет за тобой сюда. Встретимся через час.
В этот момент Фелисите все еще надеется найти Кармин без особых препятствий. Конечно, она ошибается, иначе мой рассказ не задержал бы вас здесь на целый дождливый день.
Она спешит обратно к центру деревни. Возможно, тень ее матери – огромная, многоликая тень – не исчезла и приведет Фелисите к ответам, которые она ищет. Но на потрескавшихся стенах домов выделяются только ржавые ставни.
Когда она приближается к главной площади, горло стискивает зловоние. В полуденной жаре испарения мертвого тела стали более густыми и вязкими. Слетелись первые мухи. Прикрыв нос шарфом, она подходит к трупу. И, присмотревшись, замечает рядом с изуродованной головой Кармин разбитые бутылки. Кровь смешалась с пастисом[4], лимончелло и женепи[5]. Она видит осколок в правой руке Кармин. На левой руке глубокие рваные раны.
Никто не дал себе труда проделать весь этот путь до заброшенной деревни, чтобы разбить бутылкой череп старушке. Никто не вскрывал ей вены, чтобы она умерла быстрее. На автоответчике не было другого голоса.
никто меня не слушает я хочу нет ты не можешь сказать что нам стоит
Если засадить больше полусотни личностей под одну тесную кожу, то в конце концов им захочется поубивать друг друга. Но было и нечто иное. Фелисите это чувствует.
Мне удалось сбежать. Мне удалось вырваться.
Она приближается, замечает под блузкой Кармин золотую цепочку с двумя ключами и направляется к бару «Гидра». Его полки, покрытые пылью и старыми рекламными объявлениями, перевернуты вверх дном. На полу и скамейках валяются осколки бутылок из-под спиртного. Сильный запах хотя бы частично смывает с Фелисите вонь смерти.
За прилавком, под раковиной, она находит перчатку для мытья посуды, которая на ощупь напоминает сухой шершавый язык, и надевает ее. Затем делает глубокий вдох и, задержав дыхание, выходит. Если она снова вдохнет трупное зловоние, оно останется в горле навсегда, и Фелисите больше никогда не почувствует других запахов: ни цветов на Кур-Салея, ни горячих лепешек сокка из гороховой муки, ни морской соли на галечном берегу. Фелисите выбегает на главную площадь и не глядя тянется розовой рукой к сердцу Кармин.
Мухи, едва встрепенувшись, пересаживаются на перчатку, которую принимают за новый кусок мяса. Она знает, что под одеждой уже копошатся черви. Пока еще только личинки без глаз и ножек. Они остаются там, куда их положат.
Окруженная летающими и ползающими насекомыми, Фелисите хватает ключи и пытается стянуть цепочку через голову. Она не хочет всматриваться, и у нее свободна только одна рука – другая закрывает ноздри. Легкие разрываются от недостатка воздуха, скоро они сдадутся – и прощайте, цветы, сокка и галька. Она тянет и тянет, но цепочка выскальзывает из ее толстых, мягких пальцев, похожих на сырые сосиски. Наконец, задыхаясь от спазмов в груди, требующей воздуха, она обрывает цепочку и пятится.
Только вернувшись в бар, Фелисите позволяет себе вдохнуть.
Два ключа на цепочке непохожи друг на друга. Один маленький, позолоченный. На кольце выгравировано сердце. У другого, коричневого и тяжелого, на конце торчат два зубца, похожих на резцы. Здесь лишь в одном строении двери достаточно велики для таких замков.
Раньше здание мэрии Бегума казалось Фелисите слишком внушительным для маленькой деревушки. Теперь фасад лимонного цвета едва виден под черными подтеками. С фронтона свисают два изъеденных молью флага.
Петли заржавели, и, чтобы попасть внутрь, ей приходится трижды стукнуть по двери каблуком. Дверь поддается внезапно. Эхо последнего удара откликается под центральным куполом, птицы разлетаются, хлопая крыльями. От росписей свода остались лишь клочья облаков и босая ступня Свободы. На стенах, покрытые пылью и пометом, дремлют портреты мэров.
С ключом или без ключа, но Фелисите должна была сюда прийти. Она по опыту знает, что поиск нужно начинать либо с банков – но ее мать не оставила никаких финансовых зацепок, – либо с архивов.
Документы Бегума должны были бы храниться в Ницце, как и все архивы муниципалитетов с населением менее двух тысяч человек. Но как ни странно, никому из сотрудников архивов департамента так и не удалось их забрать. Мэры Бегума не любили отдавать то, что считали своей собственностью. То же самое они сказали бы, если бы вы захотели отвезти их больную овцу к ветеринару. Даже письма почтальон забирал с трудом.
Иногда для расследований Фелисите хватает архивов. Достаточно найти выписку из больницы, где родился ребенок, справку о зачислении в старшую школу или квитанцию об оплате съемного жилья. Словом, бумажки из официальных мест, где самые сокровенные воспоминания переплетаются с сопутствующими сожалениями и тайнами. Вам тоже наверняка приходилось переживать самые страшные минуты в коридоре квартиры или терпеть самые изощренные унижения в школьной столовой. Именно это и выслеживает детектив, специализирующийся на призраках: двери в сокровенное, которые открывает бюрократия. В свидетельствах и нотариальных актах она отыскивает места, способные стать последним пристанищем призрака.
Фелисите обходит сосновый стол регистратора, стоящий посреди зала, как последняя статуя забытого музея. В ящиках стола нет замка, к которому подошел бы хоть один из ключей.
За ним лестница в виде двойной спирали на второй этаж. Каблуки проводницы громко цокают по мраморным ступеням, эхо разносится по всему зданию. Наверху ей даже не приходится искать нужную дверь – закрыта только одна. Проворачивается большой коричневый ключ, скрежещут шестеренки. Замок открывается.
Пол архивной комнаты усыпан крупинками краски и мертвыми листьями. Две стены закрыты парой шкафов с квадратными ящичками, к которым сбоку прислонены гигантские шахматные доски, уставшие от игры. На этикетках указаны странные обозначения: АБ – АЛ, АМ – БЕ, БИ – БО, БР – ВЕ, ВИ – ДА. Фелисите наугад дергает за ручку – выдвигается узкий, глубокий ящик. Между направляющими стоят сотни карточек, дожидаясь, когда у кого-нибудь возникнет к ним вопрос. Самые старые пожелтели, края покоробились. Прочие белее и соединены в связки. Похоже, они не выстроены ни по годам, ни по фамилиям. Да здесь ни у кого и не было фамилии. Чтобы
