выхватил из ножен висевший на поясе нож с резной ручкой.
— У́нас, — ответил селянин, снимая с плеча суму.
— Какое тебе дело до наших забав? — не унимался упитанный подросток, приближаясь к обидчику.
— Псы даны людям богами для дружбы и службы. Издеваться над ними, а тем более убивать без причины — большой грех, — спокойно объяснил Унас.
— Они всё равно его сожрут с голодухи, — поддержал того, что с ножом, другой живодёр, до того так рьяно помогавший ему с верёвкой. — На чёрный день держат.
— Раз зиму пережил, то и ладно, — также спокойно заметил селянин. — Не вам его жизни лишать ради забавы.
— Ха-ха-ха, — рассмеялись они все хором и стали тыкать в него пальцами. — Грязный работяга рассказывает нам о богах и учит законам! Он, наверное, возомнил себя святым отцом! Сельский святоша! Ха-ха-ха!
— Ваши родители должны были вам давно всё это рассказать. Жаль, что они не смогли воспитать вас должным образом. Теперь только плети, — теперь блуждала снисходительная улыбка на добродушном лице юноши.
— Да ты знаешь кто мой отец?! — уже вертелся совсем рядом, продолжая размахивать ножом подросток.
Похоже именно высокое положение их семейства придавало ему смелости, а нож, как ему самому вероятно казалось, ещё и значимости.
— Да кто бы он ни был, божьих законов нарушать никому не позволено. Пойди-ка сыграй лучше в прятки, пока не поранился, мелкота, — вдруг рассмеялся ему прямо в лицо Унас.
— Мой отец командир стражи и сын магистра! Дедушка казнит тебя за твою дерзость, сельская сволочь! — было видно, что мальчишка даже с ножом боится атаковать превосходящего его вдвое по размерам противника.
— Вали его ребята! — вдруг заорал другой балбес из мальчишечьей ватаги и бросил в Унаса выисканный под снегом камень.
Остальные подростки стали делать то же самое. Юноша пытался уворачиваться и прикрываться руками, но несколько камней попали-таки ему в голову. Внук магистра решил, что пора порезать оказавшегося к нему спиной, растерявшегося противника. Резко бросился вперёд, пытаясь пырнуть селянина ножом. Но Унас вовремя, скорее инстинктивно, помня о мальчишке с ножом, обернулся. Увернулся и, ловко ударив того в лицо, отобрал оружие.
— А-а-а-а-а! Тебе конец, работяга! Тебя вздёрнут на городской площади! — орал вне себя от боли, злобы и обиды, магистров внук, спрятав в ладонях залитое кровью лицо. — Тебе конец!
— Да ты нос ему разбил, червь! Предупредим стражей! Не вздумай сбежать, придурок! — вторили разревевшемуся товарищу остальные.
Они повели поверженного «героя» к воротам, не прекращая яростно поносить обнаглевшего селянина. А тот потрогал разбитую камнями голову, вытер платком кровь, тонкой струйкой сбежавшую со лба, поправил шапку. Затем взвалил на плечо суму с сапогами и не спеша направился в город. Посчитал произошедшее забавным и тут же позабыл и о спасённом псе, и о мальчишках-живодёрах, и тем более о их, как он считал, пустых угрозах. Голова, однако, побаливала и первым делом он запланировал посетить лекаря.
Но не успел селянин ещё и войти в город, как у ворот его окружили стражники.
— Ты напал на мальчишек? — заорал на него их командир с пышными, тёмными усами. — Велено задержать!
— Подумаешь, нос разбил. Да и то мало! Нужно плетьми их, чуть пса не повесили, живодёры. Сам он на меня с ножом бросился и голову они мне камнями разбили. Вот, — попытался объяснить стражам как всё было на самом деле и даже показал рану на голове селянин.
— Суд завтра решит, а пока посидишь в темнице, — не желал ничего слышать грозный командир стражей.
Унаса бросили в клетку, отобрав суму и те несколько монет, что он думал потратить на починку и покупки. В той же клетке сидели ещё двое: приличного вида господин, скорее всего наёмник, и седой старик, явно из потерянных. В город таких нищих не пускали, а тут даже этот старик, вероятно каким-то чудом пробравшийся за ворота, преступник.
— Ещё один страдалец. Кто ты и зачем здесь? — заговорил с ним наёмник, едва дверь их темницы закрылась.
— Унас, из Бродов. Я здесь по ошибке и ни в чём не повинен, — спокойно ответил он, присаживаясь на грязную солому к собеседнику.
— А я Рос, наёмник, зашедший в этот проклятый городишко в поисках работы, — приветливо улыбнулся ему воин. — И вот один пустоголовый олух заприметил мой меч и, сколько я ни старался объяснить им, что купил его на рынке в Торе, они так мне и не поверили. На нём видите ли отметины, и он точно его узнал, а хозяин сего меча погиб в походе, когда на караван напали разбойники. Ну нашёл кто-то его меч, продал его мне, и что?! — громко вопрошал наёмник, с силой впечатав кулак в ладонь. — А если и у разбойников тех куплен, то я-то здесь при чём?! Я же его не убивал и не грабил!
— Ошибка. Не беспокойся, судья во всём разберётся и уже завтра мы будем свободны, — совершенно серьёзно заверил его селянин.
— Ха-а-а, ха-ха-ха, ха-а-а-а! — словно безумный зашёлся хриплым, каркающим смехом старик, обнажая беззубый, кривой рот.
— Чего это он? — удивился Унас.
— Ну, вообще-то тут он прав. По всему видно, ты впервые попал в тюрьму и пока ещё представляешь себе суд только по рассказам тех, кто там не был, но слышал от тех, кто, наверное, там побывал, — уже снисходительно улыбнулся наёмник.
— Не понимаю о чём ты и совершенно не принимаю этих насмешек, — возразил на это юноша. — В городе, как и во всей Агрии, правит закон, и судья следит за его исполнением. Я не виновен и завтра, когда всё выяснится, он просто оправдает меня и надеюсь даже заставит стражников извиниться.
— В таком случае этого старика не только оправдают, но и дадут кошель полный монет, — продолжал улыбаться Рос, пока старик ухахатывался, катаясь по полу.
— А за что он здесь? — спросил Унас.
— Кстати, он почти моего возраста, а выглядит намного старше. Такая жизнь за стеной у потерянных, селянин Унас. Пробрался скрытно в город и украл аж три меры хлеба, но не сумел незаметно выйти обратно. У него за стеной голодают родные и почти старик решил хоть так их спасти. Вот рассуди ты́ чего достоин этот
