жизнь? – Кейт только что начала писать об убийствах в общей с Каро колонке, но уже многие годы она следила за подобными случаями в газетах. И хотя многие, похоже, были вызваны конкретными причинами, такими как зависть или корысть, были и такие, которым не находилось никакого рационального объяснения. – Возможно, Джонс мешал кому-то, но столь же вероятно, что он просто оказался не в том месте и не в то время.
Вэл кивнул, но ничего не сказал.
– Так уж получилось, что мы с мистером Эвершемом пришли к своего рода соглашению.
Ее спутник фыркнул.
– Я это знал!
– Ты ничего не знаешь, Валентин, – тут же нахмурилась Кейт. – Как я уже говорила, мистер Эвершем любезно позволил мне понаблюдать за его методами. Конечно, он профессиональный сыщик, но есть определенные пути, по которым даме двигаться легче, нежели полицейскому. И я ожидаю, что когда такие навыки понадобятся, я непременно ими воспользуюсь.
– Как, черт возьми, тебе это удалось? – Вэл посмотрел на инспектора с чем-то вроде разочарования.
– По обоюдному согласию, – ответила Кейт и вздернула подбородок. – Если ты низкого мнения о моих журналистских талантах, это не означает, что все его придерживаются.
– Ты знаешь, как высоко я ценю твои журналистские способности, моя дорогая. Но этот человек вошел сегодня в этот дом с видимым пренебрежением к тебе и твоей газетной колонке.
– Он сам тебе это сказал? – Кейт была слегка задета тем, что Эвершем сказал такое вслух хозяину дома.
– В этом не было необходимости, Кейт. Я видел его, когда он заметил тебя в гостиной. Ты была довольно далеко, чтобы это услышать, но он выругался себе под нос.
– Что ж, надеюсь, я сумела убедить его, что он был неправ. – Ей это удалось, не так ли? Она вспомнила свой разговор с Эвершемом. Что, если ее предположение о том, на какой ноте они завершили его, было ошибочным? Кейт не привыкла чувствовать себя неуверенно. Она вела дом, управляла своими финансами и даже – подумать только! – держала в руках бразды правления газетой. Она была состоятельной зрелой женщиной.
– Если он согласился позволить тебе понаблюдать за ним, – сказал Вэл с усмешкой, – то я бы предположил, что да. Тем более то, как ты выглядишь, наверняка ему не помешало.
– Вот уж не ожидала услышать от тебя такое, – сказала она с тревогой.
– Нет, но у меня есть глаза. На тебя приятно смотреть, и ты достойный собеседник. В противном случае я бы бросил твою мерзкую газетенку много лет назад.
Он не бросил ее мерзкую газетенку, как он ее называл, лишь потому, что ему нравилось писать о спортивных событиях. Вэл рассматривал как плюс то, что его работа в газете вынуждала его семью сгорать от стыда в связи с тем, что один из ее представителей не только занимается чем-то профессионально, но и проводит дни в обществе персонажей, подобных Джентльмену Джиму, родившемуся в Бауэри и заработавшему свое состояние кулаками. Пока ему есть что доказывать своему отцу, герцогу Торнфилдскому, он сохранит свое место в газете, и пусть репутация семьи идет к черту!
В этот момент вошел дворецкий и объявил, что ужин подан, и Вэл удалился, чтобы проводить графиню в столовую.
Позволив мистеру Бартону взять ее под руку, Кейт не могла не почувствовать на себе взгляд голубых глаз Эвершема, когда тот вел следом за ними мисс Бартон.
Возможно, разрешив ей сотрудничать с ним, сыщик преследовал некие собственные цели, но это не отменяло тот факт, что она будет с ним работать. Его предубеждения против нее не играли никакой роли. Она проследит, чтобы справедливость восторжествовала – как в отношении мистера Джонса, так и мистера Кларка.
А справедливость была единственным, что имело для нее значение.
* * *
Увидев, что его посадили между леди Эгглстон и сестрой хозяина, леди Женевьевой Торн, Эвершем испытал одновременно и облегчение, и разочарование. Но, напомнил себе детектив, он здесь для того, чтобы вести расследование, а не обмениваться колкостями с леди Кэтрин.
– Вы были хорошо знакомы с мистером Джонсом, леди Женевьева? – поинтересовался он у рыжеволосой дамы в очках, когда мисс Бартон остановилась, чтобы перевести дух.
– Если честно, я не уверена, что кто-то был хорошо с ним знаком. – Она взяла ложку превосходного первого блюда, ароматного супа из лука-порея. – Он был довольно замкнутой личностью и не тратил много времени на разговоры с другими членами семьи.
Она умолкла, чтобы вытереть салфеткой рот, и у Эвершема возникло ощущение, что она тщательно взвешивает слова.
– Управляющий – одна из самых неудобных должностей в домашнем хозяйстве, как говорится, ни рыба, ни птица. Это все равно как быть гувернанткой у дамы. Стюард часто человек благородного происхождения и может даже быть членом семьи, которая его нанимает. Джонс, конечно, не был нашим родственником, но он был не простолюдин. Однажды он сказал мне, что его отец – богатый землевладелец из Уэльса. Но не стал ничего уточнять.
Эвершем невольно подумал о своем положении в доме. Хотя его отец и был сыном баронета, он вряд ли был воспитан как представитель этого класса. И все же здесь он сидел за одним столом с гостями, чье воспитание затмевало его собственное – сына священника из сельского Сассекса. За исключением, пожалуй, Бартонов, которые, несомненно, были богаты, но вряд ли отличались такой же социальной утонченностью, как другие. И, конечно Джим Хайд, боксер и простолюдин. Но и Бартон, и Хайд могли похвастаться и богатством, и славой.
Увидев, как леди Кэтрин оживленно беседует с лордом Эгглстоном, он исправил свое мнение. Благодаря роду занятий у него имелся определенный уровень известности. Но, подобно гувернантке или покойному мистеру Джонсу, он принимал участие в этой трапезе вместе с людьми высшего круга лишь по приглашению хозяина дома, а не потому, что ему здесь место.
Он непременно будет помнить об этом, когда станет общаться с этими людьми из высшего общества, и не забудет о своем происхождении. И о том, где он сейчас находится.
Вслух же он сказал:
– Не кажется ли вам, что Джонса раздражало его положение в доме? Полагаю, что человеку, выросшему в роскоши, было неприятно, что его низвели до роли главного слуги.
Леди Женевьева, похоже, задумалась над его словами.
– Не знаю, был ли он на что-то обижен. Джонс был не слишком общительным, но и сердитым он не был. Он выполнял свою работу, заботился о поместье и обычно держался особняком.
Эвершем подумал, что его работа существенно облегчилась бы, будь у Джонса целая деревня врагов, которых можно было бы заподозрить в его убийстве. Это сделало бы более правдоподобной версию о том, что преступление было нарочно инсценировано, чтобы напомнить почерк Блюстителя заповедей. Хотя он все еще считал, что за преступления был арестован
