кровати ровнее и меняю тему:
— Как обед прошел?
— Нормально, Юль. Спасибо.
— Я рада.
Мне пофиг. Но ладно.
Молчим.
Не знаю, как у него, а у меня сердце снова удар за ударом разгоняется. Еще не знаю, хочу что-то услышать, или лучше не стоит.
Но за меня решает он.
— Майя учится на выпускном курсе. — Его голос звучит спокойно. Он как глупому ребенку объясняет. Мне. — У нее проблемы с мотивацией. Она не глупая, но ленится. Иногда ее нужно мотивировать.
— Мне можно не объяснять…
— Я бы рад был, чтобы не приходилось. Но вижу… — Снова колю взглядом. Слава в ответ хмыкает. Обидно.
Если ты все так отлично понимаешь, так почему же сразу все не объяснить?
— Она позвала тебя, чтобы мы с матерью к ней не доебывались, Юля. Но от отсутствия к ней доебок страдает она одна.
— Мне все ясно. — Повторяю. Но слова Славы не тушат пожар в грудной клетке. Мне кажется, при других обстоятельствах он поступил бы так же. И дело не только в Майе. Только он в этом не признается.
— Так чем я тебя подставил? — Тарнавский решает, что тема закрыта. А я закрываю ненадолго глаза.
Без отчета я спать не лягу. Понятно. Обида жжет все сильнее и сильнее.
Но вместо того, чтобы вывалить, включаю деловитость:
— Смолин сказал, что в следующую субботу будет какое-то мероприятие у Власова. Ты приглашен. И я должна уговорить взять меня с собой.
Выпаливаю и впитываю взглядом ранящие реакции. Слава долго остается практически безразличным. Дальше — хмурится. Тянется ко лбу и трет его.
Меня рвет на клочья.
И там меня тоже видеть не хочешь. Ясно.
Если бы это не было глупо, я вот сейчас собралась бы и уехала. Но вместо этого трачу все силы на то, чтобы сохранить самообладание. Я отлично запомнила его замечание про возраст. Я буду взрослой. Обещаю.
— Если тебе стыдно со мной идти — я скажу Смолину, что не получилось.
Делаю «примирительное» предложение на опережение. Пожимаю плечами. Хочу встать и выйти просто в ванную. Не зачем-то, а чтобы не находиться рядом и не выдавать себя с потрохами.
Успеваю встать и сделать несколько шагов, но на очередном мой локоть сжимают мужские пальцы.
Поднимаю взгляд и смотрю в хмурое лицо.
— При чем тут стыдно, Юля?
Действительно, при чем? Только давай ты объяснишь, а не я?
— Я не знаю… Предполагаю. Почему-то же ты мне не сказал ничего об этом мероприятии. А для Смолина, как видишь, это важно. Но вообще я понимаю все. Тебе и перед семьей меня представлять может быть стыдно. Все же… Студентка. Ты говорил, раньше никогда с такими не встречался…
Слава смаргивает. Это почему-то делает больно. Попала? Черт. Зачем?
Веду локтем, он продолжает держать. Я ощущаю жжение в месте прикосновения.
— Пусти, пожалуйста, — прошу тихо. Успеваю досчитать до семи прежде, чем мужчина слушается.
Только тут же сбегать не рвусь. Мы успели переплестись взглядами. Так просто не распутаться.
Это очень глупо, но прошу про себя: объясни как-то иначе. Пожалуйста.
Он хмурится сильнее.
— Меня правда смущает, что вы с Майей ровесницы.
Удар.
— И я думаю, что сегодня был не лучший момент. Если обидел тебя — прости.
Смыкаю веки. Еще удар.
Обидел, да.
А когда будет лучший?
Но развивать не хочу. Заставляю себя посмотреть на Славу, закамуфлировав обиду взрослостью.
— Что мне сказать Смолину? Я тоже не горю желанием идти. Мне не понравилось там… В комнате.
А теперь я еще и думаю: им ты меня представлял, преодолевая тот самый стыд?
А если я попрошу тебя с моей мамой познакомиться?
Впервые в полной мере осознаю, насколько наш союз напоминает мезальянс. Между нами десять лет. Мы из разных семей. Мои родители рядом с его, наверное, будут выглядеть очень контрастно. Да и я рядом с ним разве выгляжу не контрастно?
Владик, чтобы произвести впечатление на такую, как Тарнавские, притворился одним из них. Богатым. Успешным. И их шансы с той девушкой я оцениваю не высоко. А наши?
Грудная клетка наливается болью. Я ощущаю какую-то безысходность, что ли.
Слава шагает на меня, я дергаюсь от неожиданности. Он поддевает мой подбородок, приподнимает его и тянется губами к губам. Это очень органичное для нас движение, но я впервые ощущаю его неуместность.
По коже проходит жар его дыхания. Тело реагирует привычно: становится мягче. Кровь приливает к губам. Я хочу ухватиться за поцелуй, как за протянутую мне руку, но ловлю ими:
— Скажешь, что уговорила, — и дергаю головой в сторону.
Глава 13
Юля
«У меня получилось его уговорить» — лицемерное сообщение летит в отравленный злыми намерениями диалог.
«Мы едем в Хайятт»
Смолин читает одно за другим. После короткой паузы отвечает:
«Я в тебе не сомневался, Юля»
Похвала «теневого работодателя», которого я давно вывела из тени, оседает горечью на вкусовых рецепторах. Я сглатываю и с выдохом откладываю телефон на кожаное сиденье незнакомой мне машины.
Это хорошо. Потому что я в себе сомневаюсь очень сильно.
Нас с Вячеславом Тарнавским везет к Хайятту один из водителей его многоуважаемой семьи. Скоро мы попадем на большой-большой праздник неизвестного мне человека.
— Написала?
Просто киваю в ответ на вопрос Славы и слежу, как он поглаживает мое колено через тонкую скользкую ткань.
Это похвала или успокоение?
Мы в большей степени пара или напарники?
Под длинными ухоженными пальцами красивыми складками сминается ткань глубокого винного цвета. Это красиво, но для меня непривычно.
Да и я не могу это платье даже своим назвать. Оно очень элегантное, но стоит баснословных денег, которые за него платила не я.
Не студентка шестого курса, отличница Юля Березина. Преданная помощница судьи хозяйственного суда. А ее любовник и по совместительству выгодополучатель умелой лжи — судья Тарнавский.
Платье вместе с туфлями и украшениями привезли в квартиру Славы сегодня утром.
От вида цены на бирке меня затошнило.
Каприз Смолина влетел Славе в крупненькую сумму. Кроме наряда — прическа и визажист. Все это я не выбирала сама. Мне привезли и ко мне приехали.
Автор моего образа: одна из сестер Тарнавского. Спасибо ей, но… Я даже передать его не могу, потому что на мероприятии остальных Тарнавских не будет. Может именно поэтому Слава так просто согласился на меня.
— Волнуешься? — пожимаю плечами, осознавая, что выгляжу для него малоэмоциональной и инертной.
Раньше разулыбалась бы, накрыла его руку своей и призналась на ухо, что очень. Засыпала бы вопросами. Он успокоил бы.
А сейчас
