сути являясь как-бы прислугой для всех остальных воинов отряда. Кроме того, в бою именно их используют на мясо, когда нужен живой щит.
Филиппа тревожно вздохнула, не на шутку страшась предстоящих испытаний. Хотя, за время в тренировочном лагере, она окрепла и порядком похудела, но всё же по-прежнему оставалась довольно пухленькой. Но это уже была не безобразная расплывшаяся жирность, а милая подтянутая полнота. Накануне, приводя в порядок свои сапоги, она до самого верха зашила, распоротые ранее из-за слишком толстых икр, халявы.
«Вряд ли сейчас, глядя на меня, мать с тёткой сказали бы, что я неудачная дочь», — горько подумала Филиппа, вспомнив, что они кричали, когда уговаривали отца отдать её вместо брата.
Неделю назад поголовно всем, изрядно сбросившим вес, парням выдали по две новые рубахи и, поскольку начинались холода, добавили к форме тёплые безрукавки, подбитые снизу каракулевым мехом. Старые, слишком истрёпанные за четыре месяца усиленных тренировок, одёжки велено было, при негодности, постирать и отдать на ветошь для мытья котлов и посуды.
Однако, надевать новое туг разрешил только со дня приезда ашварси, то есть, с сегодняшнего. Филиппе, кроме рубах выдали и новые штаны, поменьше. И, хоть, линия плеч на новой рубахе всё ещё сильно свисала, но всё же новая форма на девушке сидела намного лучше и, теперь она ничем не выделялась среди остальных призванных.
Приводя себя в порядок, Филиппа тихо радовалась, что грудь у неё оказалась не такая большая, как у всех её сестёр, и не бросается в глаза, особенно теперь, когда её живот стал намного меньше и исчезли лишние подбородки. Однако, в последние дни, девушка, всё же, стала немного перетягивать её длинным куском мягкой ткани, оторванной от старой рубахи, которую ей велели отдать на ветошь. Филиппе очень хорошо удалось скрыть, всё явственнее, по мере потери веса, проявляющуюся грудь, особенно, когда она надевала плотную безрукавку сверху.
— Гляди-ка, у нашего Пузана такие красивые глазки! — Тиль, который первым проглотил завтрак, от нечего делать разглядывал друзей.
Барт, сунув в рот последнюю ложку каши, тоже внимательно посмотрел на Филиппу.
— Точно. Я как-то не замечал раньше, — задумчиво протянул он.
— Был бы ты девкой, я бы, пожалуй, к тебе пригляделся! Ешь уже быстрее! Хватит в небо смотреть! — дружески хлопнул Филиппу по плечу Тиль.
— Сборная десятка! Проверить палатки, провести уборку территории! Лично проверю и, если найду огрехи, не завидую вашим тощим задницам! — раздался где-то совсем рядом, за спинами друзей, громоподобный приказ их наставника, и прямо на ухо Филиппе он тихо, но ехидно добавил, — и одной толстой.
Филиппу отправили на осмотр и устранение возможного непорядка внутри палаток, а Тилю и Барту поручили проверку немногих лагерных построек, деревянных столов и лавок.
Остальные несчастные парни из их сборной десятки в сотый раз мели по всему лагерю пыль между палатками, чистили отхожее место, намывали большой казан и все имеющиеся в наличии вёдра и миски до блеска.
Остальные призванные «красиво», как приказал туг, тренировались. С дурацкими, словно приклеенными, похожими на звериный оскал, улыбками на лицах, парни отжимались, приседали, бегали и прыгали.
«Что за блажь у туга — заставлять бойцов делать радостные лица во время тренировок?» — недоумевали друзья, перешёптываясь между собой, когда, выполняя свои задания, случайно встретились у санитарной палатки.
Филиппа быстро переходила от одной палатки к другой, поправляя скатанные одеяла, кое-где выметая мусор, и убирая с зоны видимости немногочисленные личные вещи призванных.
Вдруг, по лагерю словно воздушная волна прокатилась, неся с собой долгожданное и тревожное известие: едут… едут…приехали…
Глава 11
Уехал…
Мишель, кутаясь в тёплую шаль, проследила, как вдалеке окончательно исчезают чёрные точки, которыми ей на большом расстоянии виделся ашварси и его сопровождающие, и, наконец, свободно вздохнула.
Это была самая ужасная неделя в её жизни, и, на данный момент, принцесса была просто счастлива, что она закончилась.
Она, не спеша, развернулась на небольшой площадке сторожевой башни, где находилась этим утром, провожая мужа в долгую отлучку, стоя на пронизывающем осеннем ветру под моросящим дождём, и стала спускаться вниз по крутой винтовой лестнице. Из тёплой постели в этот предрассветный час её вытащил Хлодвиг и заставил провожать его на службу в войска, строго приказав стоять наверху, пока он не исчезнет на горизонте. Мишель не посмела ослушаться.
Миновав, ещё безлюдный в это время, внутренний двор, она, сама с трудом открыв себе тяжёлую дубовую, оббитую железом, дверь, вошла в замок. Поднимаясь по широким ступеням, покрытым ковровой дорожкой, на второй этаж, где располагалась её спальня, принцесса вспоминала, как неделю тому назад, в первый день после их свадьбы, когда они вечером вернулись из императорского дворца, после визита к родителям, Хлодвиг вызвал её к себе в кабинет.
Мишель в тот вечер ещё даже не успела до конца переодеться, так как, они только что вернулись. Горничная суетилась вокруг неё. Она уже помогла снять украшения и платье, и, как раз, принялась за причёску. Едва слуга постучал в дверь её комнаты, и, после разрешения войти, передал распоряжение немедленно явиться к ашварси, принцесса вскочила, набросила халат и побежала к мужу, улыбаясь, и не ожидая ничего плохого.
Весь первый супружеский день они с самого утра почти не виделись. Принцесса целый день пробыла на женской половине, с удовольствием общаясь, большей частью, с матерью и сёстрами. Мишель недолго видела мужа лишь в полдень, когда они с императором и принцем Фредериком приходили в покои второй супруги пообедать. И вот, муж зачем-то зовёт её… Соскучился?
Хлодвиг сидел за широким письменным столом из красного дерева и просматривал какие-то документы. Его лицо абсолютно ничего не выражало.
— Дорогой? — Мишель ласково обратила на себя его внимание, едва, без стука, вошла.
— Встань перед столом, — остановил её попытку подойти непосредственно к нему ашварси.
Мишель немного удивилась, но встала, куда велел муж. Она всё ещё улыбалась.
Хлодвиг некоторое время, сохраняя молчание, строго смотрел на жену, и улыбка медленно сползла с её растерянного личика.
— Отныне, Мишель, у тебя начинается новая жизнь. Ты стала моей женой, поэтому должна соблюдать правила моего дома и выполнять свои обязанности, — не откладывая в долгий ящик, начал воспитательную беседу Хлодвиг, и так один день потерян.
Мишель быстро согласно закивала и хотела снова подойти к мужу.
— Стоять и слушать! — резкий окрик мужа заставил девушку испуганно замереть на месте.
Она растерянно смотрела на его красивое лицо, ничего не понимая.
— Запоминай. Повторять не буду. Если ты не будешь надлежаще выполнять то, что от тебя требуется, поверь, наказание не заставит
