все они никогда не видели девушку в блестящем платье в тон ее глаз и не понимали, кого ищет Громов.
– Нет, я не видела никакую Веру, – ответила знакомая Дениса, стоило Илье только открыть рот.
– А может, я тебя на свидание позвать хотел? – неловко улыбнулся Илья.
– Громов, какие свидания? Ты себя видел? Мечешься как безумный. Если хотел привлечь внимание и стать новой легендой потока, поздравляю, у тебя вышло. Меня же сумасшедшие не привлекают. Гуляй, Илюш. Воздухом свежим подыши, может, поможет. Но один, я спешу. – Она откинула волосы и обошла Громова, слегка задев его плечом.
«Вот же ж стерва», – подумал он под удаляющийся цокот ее шпилек.
Незаметно подкрались очередные выходные. Громов решил, что это подходящий момент наведаться в «Дикую Розу». Сначала он хотел позвать с собой Макара, но решил, что тот ни на что не променяет вечер в компании очередного аниме и Сонечки, с которой их жизни успели прочно соединиться ковалентными связями. Общей парой электронов Макара и Сони стали тяга к учебе и японские мультики.
– Хватит отвлекать от работы сотрудников моего клуба, – холодно прозвучал голос Санька, облокотившегося на барную стойку рядом с высоким стулом, на котором сидел Илья. Лавров старался держать себя в руках, хотя уже был как сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент.
– Он не твой, – огрызнулся Громов и взглянул на своего собеседника.
– Но он моим будет, – улыбнулся Санек. В приглушенном голубом свете он выглядел еще более холодным, отстраненным и недружелюбным, чем был на самом деле. – Веру ищешь?
– Не твое дело. – Илья понял, что пора уходить.
– Громов, в сказки верят только дети и душевнобольные. На ребенка ты не похож. Пора было задуматься, что что-то не так, и бросить поиски своей Золушки. Может, тебе в больничку лечь, прокапаться?
– Пошел ты, Лавров, – прошипел Илья, резко встал и покинул клуб.
На улице он закурил, чтобы хоть как-то успокоиться. Последний раз, когда стоял вот так, около «Дикой Розы» с сигаретой в руках, у машины его ждала Вера. С наивной верой в чудо Громов побрел к своему «Ягуару». К сожалению, рядом с ним никого не оказалось, но Илья был уверен, что Вера где-то совсем близко. Он оглянулся. Никого. Опять. Как и всегда в последнее время.
Илья отказывался принимать тот факт, что никто не видел Веру, а он сам помешался, как думали многие. Он пытался поймать ее взглядом везде: на учебе, на улице, в вагонах метро, в лицах прохожих. И по всей Москве ему мерещились ее глаза. Пронзительно-голубые, улыбающиеся. На рекламных баннерах. В витринах магазинов. Даже в надоедливой рекламе по телевизору. Ему казалось, что Вера всегда где-то рядом, но стоило обернуться или протянуть руку, как наваждение тут же пропадало, оставляя после себя только серость, слякоть и пустоту. Временами его посещали мысли, что его однокурсники правы, он давно оторвался от реальности и ему пора лечиться.
Еще один звоночек, что Илья выпал из жизни, не заставил себя долго ждать. В один из вечеров, когда Громов решился взяться за ум и ненавистный курсач, в его комнату зашел Макар.
– Андрей Михалыч попросил передать, что на тренировках нужно появляться. Хотя бы иногда. Хотя бы ради приличия. Он и так отправил тебя на скамейку запасных. У нас матч на носу. Если не придешь завтра, он выкинет тебя из команды к чертовой бабушке.
– Узнаю Михалыча, – устало улыбнулся Илья и развернулся на стуле в сторону друга. – А кого он на мое место поставил?
– Котова.
– Вот дерьмо! – Денис как будто специально вытеснял Громова отовсюду. Сначала Ника, потом команда.
– Курсач? – перевел тему Макар и подошел к компу. – Дай че покажу.
Илья послушно откатился на своем игровом кресле в сторону.
– Ща мы его тебе за полчаса через нейросети допишем. – Макар начал быстро стучать по клавишам в поисках нужного сайта и объяснять Илье, как им пользоваться.
– Ты гений! – Громов порадовался, что хотя бы одной проблемой стало меньше.
– Не я, Сонечка, – улыбнулся Макар.
За два месяца без баскетбола Илья и забыл, каково это – после почти девяти часов в вузе, равнявшихся пяти парам, тащиться еще и на тренировку. Несмотря на то что курсач до нужного раздела дописал, как и обещал Макар, за полчаса, лег он слишком поздно. Поэтому во время выполнения многочисленных лаб чувствовал себя разбито. Из-за сонной рассеянности ему пришлось переделывать один из опытов раза три. Он совсем не понимал, что и зачем от него хотят. Его почерк в тетради в клеточку выглядел для него самого каким-то чужим и неразборчивым. Макар и Сонечка пытались помочь другу, но ситуацию не спасали ни умные слова Макара, ни аккуратно написанные результаты Сонечки. Переписав кое-как что-то похожее на правду, он пошел к преподавателю защищать лабу, не имея ни малейшей идеи, кто его лабораторную обидел и зачем вообще ему нужно бросаться грудью на ее защиту. Илья считал, что преподша его завалила вопросами, ответов на которые нет в методичке, и переубедить его не смогла даже Соня, которая тыкнула ему пальцем в несколько строчек, где было написано, что от него хотели. Илья понял, что так себе защитник лабораторных.
Громов за последние практически два месяца выработал стойкое отторжение к нефтехимическому синтезу в частности и ко всему их вузу в целом. У него и раньше не было особого энтузиазма учиться, но раньше он всегда мог создать себе мотивацию к посещению занятий искусственно: увидеться с Никой, посмеяться на своей камчатке с Макаром, попробовать отыскать Веру. Но за последние дни все эти пункты перечеркнулись один за другим. Бывшая девушка все еще сидела занозой в сердце и заднице, сводя с ума. Не изобрели еще такой пинцет, который поможет избавиться от нее. Как Илье казалось, лучший друг потерялся где-то в дебрях отношений с Сонечкой. Хотя «дебри» звучало слишком сурово, скорее, Макар и Сонечка сбежали от нелепой суеты под ветви цветущих сакур из аниме, чтобы стоять в обнимку и смотреть, как опадают нежные лепестки со скоростью пять сантиметров в секунду. А Вера… Громов уже сам начал сомневаться, существовала ли она на самом деле.
В лекционке стоял гул, как в улье, и только этот низкий гудящий звук не давал Громову заснуть. Лекции до пяти вечера, да люди из отдела расписаний точно издевались! Соблазн поехать домой был очень велик, но Ника точно влепила бы энбэшку, не задумываясь, даже с учетом того, что на этих лекциях группы никогда не поднимали, чтобы проверить присутствующих. Голос лектора гипнотизировал и усыплял. На второй половине студенты все же начали клевать носом, и гул тут же утих. Лишь самые стойкие записали немного побольше, чем название темы.
– Ну наконец-то! Явился не запылился! – посмеялся Андрей Михалыч при виде Громова. Он злился, что один из его лучших игроков забыл про свои обязанности перед командой и институтом, но виду не подавал. Пока что. Он ждал, пока Громов переоденется, чтобы дать своему безответственному игроку двойную, нет, тройную нагрузку. Тренер понимал, что так сильно перегружать отвыкший от физических нагрузок организм неправильно, но кинуть команду накануне важного матча тоже был отнюдь не благородный поступок. Команда лишилась лучшего игрока. И он бы мог еще пережить потерю Ильи, если бы тот стоял на любой из других позиций, но он был игроком, от которого напрямую зависел набор очков и, следовательно, победа. Вся их команда подстраивалась под него, что, конечно, явно раздражало их капитана, не привыкшего быть не в центре внимания. Пожалуй, Санек Лавров был сейчас единственным, кто с уходом Ильи стал играть только лучше, но даже этого было недостаточно. А Котов не был и вполовину так же хорош, как Громов. Даже прабабка кого-то из противников с того света с большей вероятностью закинула бы трехочковый, чем Денис. Насколько Андрей Михалыч знал, никто у Ильи не умер, и каждый из пропусков не был уважительным, так что поделом ему.
Два часа тренировки показались Громову настоящим адом. У Андрея Михалыча был неиссякаемый запас садистской фантазии, направленной на придумку изощренных и извращенных упражнений для отработки новых приемов. И он явно мстил лично Илье. Других причин, почему тренер так гоняет запасного игрока, Илья не находил.
Ожидаемо, Громов был не в форме и потерял всю сноровку. Прибавить к этому недостаток сна, и вот, он не смог ни разу попасть в кольцо. Да и Санек все это время был где-то