на рыбу в воде, и желание анализировать происходящее у него прошло. Он ведь летал, чтобы наслаждаться полетом, а не думать. Лучше он полетит к университету и полюбуется на него сверху.
Льюис направился в город. Рейвен черной тенью следовал за ним.
Вскоре он полностью погрузился в ощущение свободы и безмятежной радости. Голова была пустой и легкой, как и тело, рассекающее небеса. Людям не дано летать, но Вороны были словно созданы для полетов. Разве может быть что-то прекраснее, чем летать и не бояться упасть?
Внезапно он услышал крики и посмотрел вниз.
На городских улицах случилась паника. Люди разбегались, прятались под лавки и навесы, торговцы накрывали товар. Дети плакали.
Они все смотрели вверх. На него.
— Что с ними такое? Я же никому ничего не сделал, — растерялся Льюис.
Рейвен ухмыльнулся.
— Это еще ерунда. Смотри, как надо!
Он нырнул вниз и пролетел в паре метров над головами тех, кто не успел спрятаться. Люди попадали на землю, закрываясь руками. Некоторые вставали на колени и судорожно кланялись. Стоять остался только молодой священник. Бледный и испуганный, он выставил перед собой молитвенник и принялся громко читать молитву о защите от зла. Лицо Рейвена исказилось злобной усмешкой, и он ринулся на него.
— Хватит! Оставь его!
Рейвен играючи сменил направление и взмыл вверх, обдав священника волной ветра от крыльев. Льюис с отвращением посмотрел на него.
— Зачем ты это сделал?
— Горожане позабыли страх, повелитель. Думали, Прекрасный Принц будет с ними всегда. Теперь это наш город, и нужно напомнить им об этом!
Льюис хотел высказать все, что думает о таком поведении, но глаза Рейвена вновь стали страшными, хищными, и он не решился. Молча развернулся и полетел к убежищу, надеясь, что тот последует за ним. К счастью, это сработало.
Улетая, он оглянулся. Священник успокаивал двоих совсем маленьких детей, прятавшихся за его сутаной. Дети застыли посреди улицы и были слишком напуганы, чтобы сбежать.
Вот почему он стоял.
Льюису показалось, что его макнули в грязь с головой.
* * *
Вечером он возмущенно пересказывал дневные события Сольвейну.
— Поверить не могу! Ему как будто нравится пугать людей! Ты же говорил, что он — достойный человек!
Сольвейн развел руками:
— Достойный. Но временами довольно неприятный.
— Как это сочетается? Человек или достойный, или нет. А тот, кто издевается над слабыми и получает от этого удовольствие, достойным быть не может!
— Мне кажется, все немного сложнее. Ты считаешь меня достойным человеком, Льюис?
— Конечно.
— Но ведь я нападаю на людей и высасываю из них жизненную силу. Это — жестоко и отвратительно, разве нет?
Льюис помолчал, обдумывая ответ. Наконец вычленил главное:
— Ты делаешь это, потому что вынужден. Иначе умрешь. Рейвен напал ради развлечения.
— Но есть еще кое-что. Если бы господин Рейвен не охотился для других, то большинство обитателей убежища просто не выжили бы. Он кормил и защищал нас всех много лет, хотя он — не Великий Ворон. Никто не заставлял его это делать, господин Рейвен добровольно взвалил на себя заботу о слабых.
— Может, у него есть какие-то корыстные намерения? — неуверенно предположил Льюис. — Нарабатывает репутацию, жаждет власти?
Сольвейн покачал головой.
— Ему плевать на репутацию. Господин Рейвен не пользуется никакими привилегиями. В одиночку или с группой бойцов ему было бы намного проще дождаться твоего появления. Остальные — обуза, но он тащил нас на себе, как будто так и надо. Я не могу считать его плохим человеком. Недобрым — возможно. Вспыльчивым. Жестким. Но не плохим.
— Интересно, что о нем думают другие Вороны? И почему я никого из них не вижу? Замок, конечно, огромный, но я не встречал ни души вот уже много дней. Никто не летает. Сколько Воронов в убежище?
Сольвейн отвел взгляд.
— Сорок девять. Они не хотели тебе мешать, вот и не появляются.
— Маловато для такого большого замка, — заметил Льюис, — а как они могут мне помешать? Тут же полно места, хоть во дворе, хоть в библиотеке. Подожди, почему ты выглядишь смущенным? Что происходит?
Сольвейн тяжело вздохнул.
— Ладно, ты все равно однажды узнаешь. Лучше тебе расскажу я. Другие Вороны тебя боятся и стараются вообще не попадаться на глаза.
— Меня? Почему?
— Речь Рейвена в честь твоего появления произвела на них неизгладимое впечатление. Ты победил Прекрасного Принца в первый же день, как превратился в Ворона. Обычные люди едва справляются с осознанием проклятья, а ты уничтожил могучего врага и захватил город. Эффектное начало правления, скажем так. Еще все почему-то считают, что Рыцарей убил тоже ты. И не забывай, что Вороны — это бывшие горожане. Мы росли на невыдуманных историях о том, что творили твои предшественники. Так что в их глазах ты — коварный, всесильный и страшный Великий Ворон и ведешь себя соответственно.
Льюис схватился за голову.
— Почему ты им не сказал, что это — не так?
— Я говорил! Но одни считают, что я слишком юн и ничего не понимаю, другие — что я могу понравиться кому угодно, поэтому ты ко мне добр. Опять же, Рейвен публично восхищается то твоими жуткими крыльями, то убийством Принца Ричарда, то сегодняшним полетом. Он так смаковал, как люди в ужасе попрятались под лавки, что не знай я тебя, решил бы, что ты за этим в город и полетел.
Только хорошее воспитание не позволило Льюису начать грязно ругаться.
— Он это специально что ли делает?
— Не думаю. Скорее, просто считает, что Великого Ворона и должны бояться. С его точки зрения все идет как надо.
Льюис глубоко вздохнул.
— А от него Вороны прячутся?
— Нет. Его немного опасаются, но знают, что просто так господин Рейвен никого не обидит. Вот когда сердится, тогда лучше с ним не спорить. А в остальное время он спокойный, чего от него прятаться?
— То есть, у меня репутация хуже, чем у него? Великолепно.
— Так ведь тебя никто не знает. Когда что-то додумываешь, получается страшнее, чем на самом деле.
Льюис поднял голову.
— Тогда пора это исправлять.
На следующий день он отправился знакомиться с подданными.
Они, как и Сольвейн, совершенно не выглядели монстрами: полная молодая швея, старенький астроном, парочка заезжих музыкантов, чьи-то жены и матери, чьи-то сыновья и дочери, писари, охотники, каменщики, плотники.
Люди, попавшие под проклятье. Все они почтительно кланялись Льюису и не смели поднять на него глаза, будто бы он стал королем или герцогом и мог по прихоти приказать отрубить им головы.
Потом ему представили Шарлотту.
От ее красоты у Льюиса перехватило дыхание. Таких прекрасных
