class="p1">Решение это прожило примерно полминуты, до того момента, как мы завернули за угол и там обнаружилась лестница из черного полированного мрамора… Длинная лестница на несколько пролетов, которой точно не было здесь еще десять минут назад. И двадцать минут назад тоже не было.
Сначала я подумала, что это какая-то иллюзия, странный оптический эффект, но Сид уверенно прошел вперед и поставил ногу на первую ступеньку. Потом обернулся ко мне:
– Ты не против взять меня под руку?
– Н… не против. – Проклятая лестница одним фактом своего существования проявляла пассивную агрессию и вела себя по всем правилам газлайтинга. То есть упорно убеждала в том, что с головой у меня явный непорядок. Потому что сложно пять раз пройти мимо и не заметить такой выдающийся архитектурный элемент. – А зачем? Ты решил, что раз мы не в вечерних нарядах, то будем хотя бы вести себя как дама и кавалер на званом вечере?
– Нет, – ответил Сид и ослепительно улыбнулся. – Просто некоторые с нее падают. Были прецеденты.
– Как это… падают? – глупый вопрос, но почему-то он показался мне важным.
– Качественно убеждают себя в том, что это иллюзия. Так что держись и лучше не смотри под ноги.
– А это не иллюзия?
– Нет, – Сид потянул меня вверх по ступенькам. – И это – тоже нет.
Я подняла глаза и увидела, как по стене филармонии идет зеркальная волна, и оконные стекла выворачиваются, ощетиниваются осколками, как чешуя боевого ящера, а потом снова становятся гладкими. Черно-фиолетовыми, словно ночное облачное небо, с то и дело пробегающими по всему фасаду молниями. Воздух потрескивал, будто от статического электричества, но грозой и не пахло.
Пахло фиалками.
И волшебством.
Глава 4. Кабинеты и каланхоэ
По дороге в кабинет директора я молчала. Сид тоже не спешил комментировать внутренние интерьеры этой самой «филармонии». Только изредка поглядывал на меня и улыбался краешком рта. Наверно, оценивал, насколько мои глаза округлились от удивления.
Внутри здание оказалось еще более странным, чем снаружи.
Была в здешнем холле и коридорах какая-то неправильность, тот самый поворот реальности на одно деление, который разумом еще не улавливается, а лишь чувствуется интуицией и постепенно накручивает нервы на невидимый стержень с шипами.
Однако через несколько минут я все же сумела вычислить самое пугающее из интерьерных решений. Симметричную асимметрию. Почти ни одна люстра, ни одна дверная ручка, ни одна картина на стене, ни один барельеф не были правильной формы. Все они казались перекошенными, оборванными, недоделанными, недосказанными. На первый взгляд. Однако почти все поверхности здесь: и пол, и потолок, и стены – были сделаны из гладких, полупрозрачных материалов. Камень, стекло, пластик. И если не фиксировать взгляд только на самом предмете, но оценивать его вместе с отражением, то недосказанность уходила и становился понятным замысел дизайнера. У реальности будто появилось еще одно измерение, с завораживающей магией калейдоскопа, знакомой каждому с детства. Когда из горсти цветных стекляшек и бусинок рождается удивительный мир, который можно разглядывать часами.
В тот момент, когда я это поняла, как будто какая-то деталь в голове встала на место. Я даже услышала – или представила себе, что услышала – тихий звон-щелчок. Оп – глаза перестали слезиться, и нервное напряжение ушло. Я наконец нашла в себе силы улыбнуться Сиду в ответ и спросить:
– А почему тут никого нет?
– Во-первых, вечер рабочего дня. Во-вторых, большинство на выездной практике.
– О, студенческая практика, – я прищурилась, вспоминая, как несколько лет назад нашу группу на целый месяц отправили сметать пыль с черепков в древний Танаис. Палатки, вечерние посиделки у костра, тысячелетние камни под ногами, тропинки, по которым ходил сам Тур Хейердал, когда приезжал сюда на раскопки, ночные птицы и свобода. В степи пахло полынью, а небо было оглушающе бездонным. Наверно, именно тогда мне в последний раз было настолько хорошо и спокойно, насколько это вообще возможно. – Романтика! А почему осенью?
– Потому что она входит в программу первого семестра, – задумчиво проговорил Сид. – Как и этот филиал.
– Ого, – я закинула голову и посмотрела на очередной странный плафон над головой, похожий на дохлого хрустального осьминога. – А их типа много? Филиалов?
– Много, – коротко ответил эльф и махнул рукой на дверь впереди. – Кстати, мы почти пришли.
– А эта директор… она…
– Не волнуйся, она точно не откусывает людям головы, – Сид покровительственно похлопал меня по плечу. – И я ее предупредил о твоем приходе.
– Знаешь, – задумчиво сказала я. – Я тут осмотрелась и поняла, что хватило бы просто привести меня сюда. Ну чтобы убедить в том, что ты не галлюцинация и не иллюзия.
– Поздно! – развел руками эльф. – Аудиенция уже назначена, и не нам ее отменять. Но ты не бойся, я тебя защищу… если что.
– Если что… – пробормотала я. – А ты умеешь успокоить!
И шагнула к двери.
За дверью обнаружился кабинет с огромным столом из черного дерева. По бокам от него до самого потолка воздвигались массивные шкафы с документами. За стеклянными дверцами теснились кожаные папки, книги и хрустальные бутыльки разных форм и размеров. И в каждом из них таилась… чернота.
Она клубилась и перетекала там, внутри, кружилась и меняла форму, оставаясь при этом абсолютно неподвижной. Чернота завораживала и приковывала взгляд, а если сосредоточиться, то становился слышен ее шепот. Шелест. Шорох. Ш-ш-шшшш…
– Добрый день, Яна, – сказали мне, и я с трудом отвела взгляд от шкафа.
Директриса – или правильнее было назвать ее директор, повторяя формулировку Сида? – стояла у окна, сложив на груди руки, и смотрела на меня с явным интересом. Худая, с длинным носом и тонкими губами, с собранными на затылке волосами, в юбке-карандаше и строгом пиджаке, она выглядела как икона образа «строгая училка – мечта поэта». Только очков для полноты картины не хватало.
– Добрый день… или вечер, – ответила я, переступив с ноги на ногу.
Ни одного стула для посетителей в кабинете не было.
Зато под подошвами ботинок пружинил мягкий ковер с толстым ворсом.
Вот как, значит, выглядит в материальном воплощении «приглашение на ковер».
– Рада тебя видеть. – Вместо того чтобы сесть в свое кожаное кресло, директриса быстрым, плавным змеиным движением «обтекла» стол и протянула руку. – Меня зовут Элина Викторовна.
– Я… Яна. Вы и так знаете.
– Сиэннейд немного рассказал о тебе.
– Да? – я оглянулась на эльфа. Он стоял, прислонившись спиной к уже закрытой двери – и когда успел? Ни звука шагов, ни скрипа у себя за спиной я не слышала. Весь скучающий вид фиолетовоглазого говорил: «Я свое дело сделал, теперь вы
